Ирвин Уэлш: Trainspotting

Подлинное чувство вины Рентон испытывал только по отношению к Картошке. Он любил Картошку. Картошка никогда никого не обижал, за исключением, пожалуй, лёгких душевных страданий, которые причиняла людям его склонность освобождать содержимое их карманов, кошельков и жилищ. Но люди придают слишком много значения вещам. Они облекают предметы лишними эмоциями. Картошку нельзя винить в том, что общество проповедует материализм и потребительский фетишизм. Картошке ни в чём не везло. Мир насрал на него, а теперь и его лучший друг сделал то же самое. Если бы Рентон и возместил кому-то убытки, то разве что Картошке.

Оставался Бегби. К этому мудаку он не испытывал ни малейшего сочувствия. Псих, который брал с собой заточенные вязальные спицы, когда шёл на разборку с каким-нибудь беднягой. "Больше шансов проткнуть грудную клетку, чем ножом", - хвастал он. Рентон припомнил, как однажды в "Вайне" Бегби ни за что ни про что ударил пивной кружкой Роя Снеддона. Просто у Бегби был бодун, и ему не понравился голос этого парня. Это было мерзко, отвратительно и бессмысленно. Но ещё отвратительнее самого этого поступка был сговор, в который вступили все они, включая Рентона, и вымышленные рассказы, которые они придумывали, для того чтобы его оправдать. Это был один из способов укрепить статус Бегби как чувака, которого лучше не трогать, и опосредованно, благодаря их дружбе с ним - укрепить свой собственный статус. Он понял, что это было крайней нравственной низостью. После такого кинуть Бегби было не преступлением, а почти что благодеянием.

По странной иронии судьбы, причиной всему послужил сам Бегби. По его понятиям, кинуть своих корешей было тягчайшим преступлением, за которое он потребовал бы самого сурового наказания. Рентон использовал Бегби, с его помощью он сжёг свои корабли полностью и без остатка. Именно из-за Бегби он никогда бы не смог вернуться. Он совершил то, что давно хотел совершить. Теперь он никогда не смог бы возвратиться в Лейт, в Эдинбург, вообще в Шотландию, никогда в жизни. Там он никогда не смог бы стать кем-нибудь другим. Теперь, когда он навсегда освободился от них всех, он мог стать тем, кем хотел стать. В одиночку он выстоит либо погибнет. Эта мысль пугала и одновременно радовала его, когда он думал о жизни в Амстердаме.