Роберт Мальков - Остров бабочек

После песни кучерявого парня начались танцы. Люди вставали с полными животами и, рискуя получить заворот кишок, неистово отдавались призывным страстям дико ревущей из динамиков музыки. Дембель-погранец, громко бахвалившийся перед дружками о своих подвигах на казахской границе, решил размяться. Друганы поддержали его почин. Терпсихора живо завладела слабыми на соблазны человеческими сердцами. Через минуту уже отплясывала половина посетителей «Туниса».

Мы сидели, пили, курили, точили лясы и ждали следующую перемену блюд. Наконец, принесли жаркое с посыпанной петрушкой и ещё чем-то. Опять выпили. На этот раз выпили и дамы, смекнув, что вино в программе не предусмотрено. Приняв стакан, Женечка вдруг повеселела и пошла танцевать, извивая свои моржовые телеса под судорожный ритм какой-то доморощенной психоделики.

А Лёнька Сомов опять полез ко мне со своими отношениями с физруком. От выпитой водки его бледно-голубые глаза покраснели. На лоб с глубокой морщиною пал рыжик сальный чубчик.

– Ведь он же даже не знает разницы между потенциальной и кинетической энергией. Пусть скажет мне спасибо, что я ему двойки не ставлю.

– И скажет, – успокаивал я Сомова. – Куда он денется.

– А вот ты, Дионис, послушай, что он в мае выдал, – не унимался Лёнька, воодушевлённый тем, что внимают его жалобам. – Ядро атома энергии содержит меньше энергии… Нет, это не то. А! Вот! Любая энергия обладает массой. Так? Масса есть мера инертности тела, а энергия – мера его способности совершать работу. Так? Тфу! Что-то я не туда забрёл…

Лёнька был уже хороший. Во рту его болталась потухшая сигарета.

– Нет, ты должен это понять, – дёргал меня за лацкан единственного моего парадного костюма опьяневший физик.

На десерт принесли какую-то сомнительную на вид липкую жижу. Но Лёнька на неё не обращал внимание. Даже смахнул в неё пепел. Он уже не замечал своей бестактной навязчивости. Моей спасительницей оказалась Люси Тараканова.

Когда массовик-затейник объявил номер с танцем живота, протрезвели даже самые пьяные, имеющие стеклянные глаза и сочащиеся носы. Лёнька Сомов сразу от меня отстал.

В цент ресторанного зала, который сразу был освобождён танцующими, в свете лучей заходящего солнца, вышла полуголая и босая дама. Бюстгальтер и трусики разноцветно блестели и дрожали такими же разноцветными висюльками. Ногти на руках и ногах были раскрашены ярко красным лаком афинской гетеры. Сама дама застенчиво тупила глазки. Из колонок зазвучала арабская музыка. Под барабанный бой и бренчания двухструнного дутара флейта наигрывала типично восточную мелодию. Сначала Люси показала владениями полными руками, которыми она волнообразно жестикулировала, а потом в ход пошли другие части тела: длиннноволосая голова в золотистой диадеме и с бриллиантовыми (я так полагаю) серёжками моталась из стороны в сторону; ноги энергично и замысловато сгибались в коленях; бёдра и таз сладострастно подёргивались и извивались; живот с проколотым пуком призывно колыхался. Воздух вокруг эротической танцовщицы быстро наэлектризовывался. Магнетизм её пульсирующего тела распространял атмосферу султанских покоев. Два раза во время танца Люси пробегала из одного конца зала в другой, словно предлагая, чтобы кто-нибудь погнался за ней. Но никто не отважился. Все были загипнотизированы её чарами. Только за столиком с тремя джигитами, один порывался броситься, но рядом с ним сидящий удержал слишком горячего парня, наверно, полагая, что лучше будет, если ей потом предложить деньги. Тем временем полуголая дама опустилась на колени и легла спиной на пол. Танец закончился.

Зал разразился аплодисментами. А дембель-погранец, оправляя китель с аксельбантом и значком классности, встал со своего места и, раскрывая довольный рот, нескоординированно, как дети младшей группы детского сада, хлопал большими мозолистыми ладонями.

Люси долго кланялась, посылала воздушные поцелуи в разные стороны зала и, наконец, убежала, оставляя после себя запах мускуса, пота и фиалкового дезодоранта. И пока все были под очарованием танцовщицы, никто не увидел, как бесшумно на середину зала выскочила тройка джигитов и стала выплясывать лезгинку. Двое были гибкие, как барсы, третий – с брюшком, от этого он вносил некоторый диссонанс в отточенные движения своих соплеменников. Он только выбрасывал вправо и влево руки и топал как кабан. Остальные, хищно щуря чёрные глаза, ходили на носках, резко разворачивались, подпрыгивали и так же, как и тот, с брюшком, выбрасывали в стороны руки, сжатые в кулаки. Музыкального сопровождения не было, но движение гостей с Кавказа были красноречивей всякой музыки. Видимо Люси взяла их за живое – за сердце, а может, гораздо ниже.