Дарья Фиалкова - Цугцванг. Два королевства

Хаук понимал, что это значит. Предательство. С губ Бастиля это звучало так обыденно, так понятно и просто… Но он не смог бы предать свой дом и свою семью. Кровь в его жилах была красной, а не тхиенской или иосмерийской. И Хаук готов был всю ее отдать за то, что считал для себя правильным.

– Этот вариант мне не подходит.

– Стоит предложить золото?

Хаук поморщился.

– Я не продаюсь.

Король в ответ на это заявление вульгарно фыркнул, словно все что происходило раньше было лишь красивым спектаклем. И Хаук быстро понял почему: различив пятна гнева на его щеках. Фривольный разговор был лишь затравкой к главному блюду, все они собрались чтобы выбить из него непокорность и, возможно, какую-то информацию.

– Вы просите милости, но говорите, что не товар, дорогой кузен? Тогда чем же вы можете нам послужить? Раскроете свою тесную пещерку для одного из моих друзей? – Бастиль кивнул головой на омег, которые продолжали стоять в отдалении. – Или поможете стряхнуть пыль с моих туфель своим языком?

– Боюсь, что не обладаю сноровкой ни в том, ни в другом… – Хаук запоздало догадался, что нужно склонить голову. Хотя бы сделать вид, что его предыдущая просьба имеет униженный оттенок. Пусть варианты предложенные Бастилем были вопиющими и все нутро Хаука воспротивилось происходящему.

Лизать туфли или отдаться омеге? Какой альфа на это пойдет? И неужели омегам подобное доставляет удовольствие?

– Тогда ваших воинов оскопят сегодня же и без выкупа выставят за ворота замка. Пусть дохнут, как бешенные собаки на потеху зрителям, – безжалостно отрезал Бастиль, и Хаук понял, что это не шутка. Прочитал по глазам.

Иосмерийцы славились своей жестокостью к врагам. Хаук с детства помнил историю, которую ему однажды в гареме поведал Валентин. О юном иосмерийском омеге, который пожалел тхиенского воина и решил его выходить, раненного после битвы. Воин принимал еду из рук омеги, выносил его заботу и с радостью делил кров, а когда достаточно окреп и смог ходить, изнасиловал и убил иосмерийца. Родичи омеги привязали ноги и руки воина к двум лошадям и послали их в галоп.

– Ваше Величество, вы злы на меня, но ведь мои воины не виноваты.

– А разве виноваты иосмерийцы, которых забирают в гаремы, насилуют и заставляют рожать нежеланных детей? Никто не дарует им свободу и не обменивает их на золото… До самой смерти они вынуждены страдать, сгорая на медленном огне. Вам ли не знать, кузен?

Хаук молчал, не догадываясь, что возразить, и Бастиль продолжил:

– Тхиенцы делают бет рабами и поступают с женщинами не лучше, чем с омегами! Они называют их женами и мужьями, но суть одна: их порабощают и прививают чужую волю. Ваши воины заслуживают жалости? О, нет… Мы так не думаем.

Бастиль верил в каждое слово, которое говорил, но он не жил в Тхиене. Не видел разрушенных деревень и междоусобных клановых стычек. Не спал в одной казарме с воинами, каждый день проливающими кровь в целях защиты этих самых ущемленных и обездоленных женщин и омег. Какая жизнь ждала их вне гаремов? Нищета, голод, еще большее насилие?

Самые крупные кланы Тхиена постоянно находились в состоянии войны друг с другом, и отец позволял им это. Вальгард находил в междоусобице свою выгоду, пока семьи грызлись меж собой, им не было дела до заговоров против короля. Но также это ослабляло и их королевство. Иногда Хаук думал о том, что не будь всех этих склок, они давно бы разбили иосмерийскую армию из женщин и омег. У них были бы пастбища, которые укрывали добрых две трети территории Иосмерии, а также шахты, в которых добывали настоящее золото и самоцветы. И выход к морю.

– Вы правы, наши традиции жестоки, – согласился Хаук без тени фальши. – Мой родитель стал их жертвой, но я искренне сомневаюсь в том, что воины, которых вы взяли в плен, что-то исправят в этой ситуации.

Бастиль оттолкнул руку своего фаворита, когда та поползла вверх по бедру к паху, что не укрылось от безразличных взглядов присутствующих. Тот, видимо, хотел успокоить своего короля, но вызвал лишь еще большее раздражение.

– А что вы думаете о своем отце, кузен? О его прискорбной кончине? Или вам плевать, раз он не был тхиенцем?

– Мой отец предал своего короля.

– Вальгард ему не был королем. Или вы хотите сказать, что мы ваш король? – хитро поддел его Бастиль.

– Я обращаюсь к вам, как положено обращаться к королю. – Хаук впервые вел беседу с таким противником, умным и беспощадным. В Тхиене подобный разговор взорвался бы уже на начале и перерос в мордобой или поединок на мечах.