Яна Тарьянова - Пирожок для спецназовца

– Сто процентов – исполнители, – сказал следователь. – Их мы быстро возьмем, завтра-послезавтра в камере будут. А заказчика я вряд ли прижму. Исполнители показания не дадут, за хулиганское нападение по предварительному сговору срок вдвое увеличивается. Вызову я его, конечно, раз-другой. Но это так… только нервы помотаю.

Ахим кивнул. Он не пытался как-то повлиять на действия системы. Надо расследовать – пусть расследуют. Хотят пообедать – меню кафетерия к их услугам. За счет заведения. Пришлют повестку – Ахим явится, куда прикажут. Не тот случай, когда нужно инициативу проявлять.

Распрощавшись со следователем, он пошел к особняку, раздумывая: зайти в кафетерий или устроить себе перерыв на балконе с чашкой чая? Оглядев веранду, Ахим остановился как вкопанный. За столиком сидел экипированный и обвешанный оружием Шольт. Сидел и пил кофе, перечеркнув возможность отказа в обслуживании. Выпроваживать клиента, купившего товар, было по меньшей мере глупо.

Разозленный Ахим вошел на веранду, прислонился к стене и начал лихорадочно придумывать повод, чтобы выставить Шольта вон – после того, как тот допьет кофе. Мысли путались. Шольт оторвался от картонного стаканчика и ожег Ахима недобрым взглядом.

«Да просто скажу: «Пошел отсюда, ты мне не нравишься», – решил Ахим. – Нажалуюсь Анджею, наверняка он спецназовское начальство знает. Как-нибудь все утрясется».

Шольт пригубил кофе. Искусственные лианы зашевелились. Сквозь листья на веранду заглянул мальчишка лет десяти. Осмотрел столик, Шольта и сообщил:

– Я сдал переэкзаменовку. Она поставила тройку.

За минуту тишины Ахим успел пообещать себе, что если Шольт сейчас наорет на ребенка, то на скандал и драку сбегутся служивые со всех трех зданий.

Картонный стаканчик стукнулся о стол.

– Хвала Камулу милосердному! С меня мороженое, как договаривались.

– Большое! – мальчишка шмыгнул на веранду, уселся напротив Шольта, протянул открытую ладонь.

Шольт полез под бронежилет, за пазуху, порылся, выудил бумажник и вручил пацану.

– Хоть два! Пообедай тут, дома ничего нет. И купи что-нибудь на ужин.

– Ты ел? – спросил мальчишка.

– Нет. Мы сейчас на выезд. Тим ждет, пока прокурор санкцию подпишет. Там семиэтажный дом, как я буду пожравши на тросе болтаться?

– Никак.

Ахим понимал, что надо отлепиться от стенки и уйти. И все равно стоял, ошарашенный переменой – злость Шольта исчезла, как и не было никогда. Обычный оборотень: темноволосый, худощавый, немного длинноносый, симпатичный. Никакого сравнения с тем воплощением ярости, которое орало на Славека и ломало дверной крючок. Ахим только сейчас разглядел, что Шольт его ровесник, может быть, даже помоложе на пару лет. Около тридцати. А когда скандалил, искаженное лицо отягощал десяток лишних годков.

Мальчишка… мальчишка был похож на Шольта как две капли воды. Такой же черный ежик волос, внимательные карие глаза. Длинноватый носишко, придающий узкому лицу своеобразное очарование.

«Брат? Сын? Сын у одиночки, который не ест хлеб? Наверное, младший брат».

Рация затрещала, хриплый голос что-то скомандовал. Шольт вскочил на ноги, коснулся плеча мальчишки, проговорил: «До вечера» и убежал. Пацан деловито изучил содержимое бумажника, пересчитал наличность, вынул и повертел банковскую карту. Обернулся, услышав оклик какого-то полицейского:

– Привет, Йонаш!

– Здравствуйте, дядя Болек!

– Как твои дела? Сдал «хвосты»?

– Математику на тройку, – доложил пацан. – Осталось с рисованием разобраться.

– Рисование – фигня. Главное – математика. Мохито приедет, будет доволен. Не зря он с тобой задачки решал.

Йонаш рассмеялся, вместе с полицейским вошел в кафетерий, заказал себе блинчики с повидлом и чай. Он здоровался почти со всеми заходящими посетителями, называл их по именам, докладывал о тройке и соглашался, что Мохито будет им гордиться.

«Скорее всего, Мохито – второй отец», – подумал Ахим, и ушел, чтобы пережить вспышку недовольства. Он дал себе обещание вышвырнуть Шольта, а теперь получалось, что скандал затронет интересы ребенка. Обижать мальчишку, даже косвенно, не хотелось, и это порождало злость – на себя и на обстоятельства. Злость, которую нужно было просто перетерпеть и пережить.

На следующий день они встретились в зале. Шольт явился в «мертвый час», уставился на меню с нескрываемым недоверием. Ёжи высунулся из-за стойки, нахмурился – Ахим давно понял, что это не угроза, а отражение готовности действовать.