Елена Кассирова - Пирожок с человечиной

Богатому прибавится. Зимой в Москве случилась новая дикая история. Но в ней было больше мяса, чем духа. Ее, в отличие от летней кремлевско-фантомасовской, не рассказывали как анекдот. Ею пугали детей.

В конце лета «ювелирная» шумиха улеглась. Журналист Костя Касаткин успокоился и блаженствовал. Катя смотрела на него влюбленно. После июльских статей Костя был знаменит. Прохожие узнавали, оглядывались и восхищенно шептали: «Касаткин пошел». Под окнами сияла, как дар небес, собственная «Субару». Гонорары за славу шли по тридцать у.е. страничка. Ни одной неприятности. Но свято место пусто не бывает.

Костя оказался талантлив, а талант – правдолюб.

Общество тоже хотело правды. Загорелый народ приехал из отпусков. Кончалась мирная предсентябрьская неделя. Еще не убивали. Жертвы и палачи покупали детям портфели. Правительство было назначено только что. В СМИ на повестке дня стояли первые разоблачения.

О поисках главной правды речь не шла. Правдоискательство времен перестройки и демонстраций по Садовому кольцу кануло в Лету. Свободу, получив, уже не ценили. Словно вышли замуж и надели сальный халат. Правда распалась на правд очки. Люди жаждали каждый своего, кто денег, кто любви.

Костя как талант жаждал, конечно, правды главной.

Но честных статей в защиту высших ценностей Касаткин не писал. Газете «Это Самое» требовалось другое. Костя не был шкурником, однако бульварная газета есть бульварная газета. Касаткин писал о быте и хотел быть с людьми.

Касаткин и вообще был человек отзывчивый и практический. К тому же практика давно опозорила теорию. Так что, решил Костя, все эти бытовые правдочки и есть правда жизни.

А где она, жизнь?

Соседи по дому, столетние сталинские герои, вспоминали Кремль. И в окнах кремлевские прясла и башни казались теперь Косте пережитком прошлого. Даже знаменитый подземный кремлевский город, частично расчищенный и при Сталине наращённый, не манил, хотя Костя причастился тайн, пройдя в июле под Манежем до Берсеневки. Правда, писали, что где-то между Угловой Арсенальной и Тайницкой башнями спрятана ивано-грозновская библиотека. Но Касаткин не верил. Книги собирает книголюб. Сердце у царя было известно где. Народ утешался байками об Иване грозном, но ученом. Сегодня в замуровках под кремлевскими стенами находили, одну костную труху.

Костин родной Дом на набережной был той же замуровкой с мертвечиной. Кто-то выпрыгнул из окна, кто-то сдавал квартиры и пропадал, бывшие вожди не жильцы, иностранцы и нувориши одномерны, как роботы. Жили рядом два типа неплохих, но верхний, друг детства Аркаша Блевицкий, спился и мечтал о бабе с деньгами, а новый сосед Леонид Иванович Иванов занимался компьютерным обеспечением и на выходные летал к сыну-школьнику в Итон.

А редакция домом Косте не была. Газетенка «Это Самое» после летних Костиных статей увеличила тираж втрое, взяла новых сотрудников и расширилась, арендовав еще одну бывшую коммуналку на той же площадке, сняв стену и сделав евроремонт. Мелкий еженедельник стал популярным таблоидом. Японский спонсор Канава по-европейски давал деньги и свободу.

Это бы и прекрасно. Костя считался маститым после летних статей о воровстве в Оружейке. Фамилия Касаткин овеялась ореолом кремлевских чудес. Но простота отношений с коллегами исчезла. Касаткин стал просто вывеской.

Костин друг, этосамовский моралист Борисоглебский сам был не рад, что выпестовал его. Ученик переплюнул учителя. Глеб по-прежнему вел рубрику «Вопросы и ответы». Он слал письма самому себе. Отвечал Борисоглебский остроумно, но получал гроши и завидовал касаткинской славе. Отношения Кости с Глебом дали трещину.

Фотограф Паша Паукер, немец с Урала, раньше был просто услужлив, теперь угодлив.

Редакционные девушки не понимали простых вещей, а главред Вазген Петросян принципиально держал дистанцию.

Даже когда этосамовцы с искренним интересом спрашивали Костю: «Ну, как дела в кремлевских высях?» – в воздухе все равно витал напряг.

Как всегда, спасала работа.

Наглядевшись летом на мертвецов, Касаткин жаждал людей. С сюжетами было трудно. О чем попало писать уже не хотелось, к тому же Костя стал знаменитостью. Нужно было найти свою тему.

Касаткина читали люди обыкновенные. Они действительно жили. Жили они в спальных районах. И Косте хотелось ко МКАД поближе и от Кремля подальше. Туда, где свежий дух.