Тим Барроуз - ДУМ-ДУМ. Исповедь эскаписта #1

Но для человека, строящего карьеру, это не ответ. Машка молча выпускает сигаретный дым из ноздрей и губ. На переносице её примерзает прозрачная капелька пота.

1:0 не в мою пользу…

Набрасываю на плечи сеструхин халат, едва достающий мне до пупа (хорошо, уехала на пару дней) и выхожу к Гальке с Билем.

На кровати, едва прикрытый простынёй, – распятый во сне Биль. В закрытую форточку безнадёжно бьётся отработанный алкогольный духан и табачный шмон. Кажется, между плинтусом и стеной залили сырое яйцо, которое там стухло. В комнате застыл зуд, не выдернутого из розетки и включенного на всю катушку, музыкального центра. Рядом, на полу, валяется бокс из-под компакт-диска Rollins Band. Get some – Go again. Сажают мне аппаратуру, падлы…

Гальки нет…

Толкаю Биля в плечо, покуда он, с испугу, не разлепляет веки.

– Слышь, куда Гальку-то дел?

– Я уздечку на залупе порвал… – слегка откидывает он простыню и показывает мне её изнанку с бурыми пятнышками крови. – Кувыркались, как в порнофильме.

– Я говорю, куда Гальку дел, пьянь? – отворачиваю я лицо в сторону, чтоб глаза не резало перегаром.

– Она блевать пошла…

Выхожу в коридор. По дороге вспоминаю, что у Биля почти неизлечимая форма гепатита. Цэ. Как-то весной он завалился ко мне с пакетом ганджи и на кухне, под минорный аккомпанемент из соплей, слёз и конопляного дыма, выдал душещипательную историю про то, как сдал анализы, оказалось «+», и теперь у него никогда не будет детей, и какой он хороший, и за что ж его Господь-Мудила наказал, такого малолетнего, ничего в жизни не успевшего…

Дверь в туалет – нараспашку. На пороге лежит голая нога с крашенными оранжевым лаком ногтями. Заглядываю. Спутанное мочало каштановых волос упёрлось в фаянсовый пьедестал унитаза, шея Гальки нелепо изогнута, по подбородку – неопределяемого оттенка сохлая струйка, правая рука привычно обхватила заляпанный тем же цветом стульчак. Остальное тело напоминает нечто эмбриональное, не вызывающее никаких сексуальных эмоций. Не будите невинное дитя российской педагогики! Да уж… теперь лучше вообще не будить. Наверняка в неё эта дрянь гепатитная через кровь вошла…

***

Блядь! Блядь! Блядь! Я стою на пороге Машкиной рекламной мастерской. Повсюду снуют мажористые мальчики-девочки с какими-то ножницами, рулонами цветной плёнки, банками с краской. Из динамика, стоящего на верстаке Sharpґа, тянет кота за яйца Филя Киркоров. За верстаком гнёт зажатую в тиски оцинкованную пластину мужик в очках с костяной оправой и с усами а-ля Адольф Гитлер. Его умудрённые 50-летним опытом жизни глаза плавают в линзах очков, как тритоны в сезон икрометания. Руки его невольно застывают на рычаге тисков, когда он меня замечает в двери.

Я стою как вкопанный и контрастирую…

С этой деловой атмосферой – запоздавшим на 70 лет скачком бывших совков в матёрый капитализм. Во всё это американское «MAKE MONEY!». Чувствуется, что все эти мальчики-девочки будто дорвались до какой-то им одним ведомой золотоносной жилы. По их сосредоточенным лицам и сноровистым движениям читается, что у всех у них есть в жизни чёткие цели и задачи. Свой вполне достижимый «Катай – садись и катай!». И над всем этим, одержимым карьерой и вожделенными $$$ столпотворением восседает ОНА. Та, с которой мы умаялись, трахавшись всю позапрошлую ночь. Мария. К уху прижата серебряная, не больше спичечного коробочка, трубка сотового, пальцы с отлакированными коготками лупят по клавишам компа, взгляд скользит от экрана монитора к раскиданным на столе накладным и отчёт-схемам. Она чувствует повисшее в мастерской с моим приходом напряжение, подымает глаза, и её взгляд гулко ударяется в моё солнечное сплетение, точно металлоискатель в руке секьюрити на контрольно-пропускном пункте в засекреченную генную лабораторию. Взгляд не дает мне пройти. Немеет, набирает побольше воздуху и затем – будто кричит во всё горло: «Хули тебе здесь надо, гондон!!!» Сверлит, отталкивает и выжигает калёным железом на лбу тавро «ИЗГОЙ-ПАРАЗИТ НА ТЕЛЕ ОБЩЕСТВА-ОТЩЕПЕНЕЦ-ЦИНИК-ПАНК».

И неудивительно. В руке у меня безвольно висит первая утренняя банка коктейля Rum & Cola. Алк. – 9%. Вторая рука во избежание прилюдной тряски спрятана в карман расписанной из пульверизатора драной джинсовки. На башке «челентановская» кепка, надвинутая на глаза для пущего понта бандитского. На ступнях надеты кеды типа «лягушачья лапа». Вставленный в одно ухо наушник плейера заходится героиново-психопатическими гитарными запилами группы The Stooges. Отвисшая с похмела нижняя губина валохается по полу. Белки глаз слезятся, опутанные сеткой лопнувших сосудов.