Ан Ру - Шот второй. Охота на Ласточку, или Выше только небо

К этому моменту шею и мышцы вдоль позвоночника от напряжения начала сводить судорога. Морщась от боли, я собрал всю волю в кулак и, борясь с паническим состоянием, заставил себя заговорить:

– Да, понял я, понял, – я сглотнул, чувствуя, как дернулся кадык на шее, – Может, уже вернёмся за стол?

На что японец растянул свои кровавые губы в улыбке и как-то неожиданно легко согласился:

– О’кей.

Он дернул меня за ремень, и я влетел назад в комнату. Едва я почувствовал себя в относительной безопасности, еще до того, как злополучная оконная рама окончательно вернулась на свое место, я, стиснув передние зубы и скорчив гримасу дикаря, рвущегося в бой, схватил отморозка за рубашку на груди и в бешенстве замахнулся дрожащим кулаком. Очень уж хотелось врезать этому ублюдку.

На мою выходку Акира лишь в очередной раз удивленно выгнул бровь, откинул полу́ пиджака и привычным движением сунул руку в карман брюк. После чего тоном человека, дающего добрый совет, произнёс:

– Не сто́ит.

Я и сам понимал, что не сто́ит. Максимум, что успею – ударить его один-два раза. А потом за это короткое и весьма сомнительное удовольствие меня просто закопают. В прямом смысле. Без всяких метафор. И потому я лишь толкнул его ладонью в грудь и быстрым шагом направится к выходу. Дойдя до двери, я, не в силах унять тремор в руке, взялся за дверную ручку и рванул на себя. Но дверь оказалась запертой.

– Я подумаю над твоим предложением, Тимур-сан, – услышал я спокойный голос японца. – О своем решении сообщу завтра.

Вместо ответа я покрутил дверную ручку и дернул еще раз. Дверь снова не поддалась.

– От себя, – без всякой издевки в голосе подсказал Акира.

Я закрыл глаза, сделал глубокий вдох, выдохнул и, толкнув дверь, наконец выбрался из зала.

Я не помню, как миновал все коридоры и турникеты. Не помню, как вошёл в лифт и нажал на хромированную кнопку. Весь этот путь я не мог ни на чем сфокусировать свой взгляд, словно перед глазами крутили диафильм с сумбурными, никак не связанными между собой картинками. И еще я отчетливо чувствовал собственный запах. Смесь GIVENCHY, пота и морозного городского воздуха. Мне казалось, что все его чувствуют. Я тащил за собой этот шлейф, как свидетельство своего поражения до самой автомобильной парковки.

И лишь оказавшись во чреве Ауди, я почувствовал себя более-менее защищенным. Но даже это не стало моим успокоительным. Меня колотило изнутри. Напряжение сковывало так, будто кто-то вытягивал из меня все жилы одновременно.

– Решение он мне сообщит, – рычал я, пытаясь сосредоточиться на выезде с парковки, – Да, клал я на твое решение. Это мой город. Здесь я принимаю решения. Еще мне косорылые условия не диктовали. Мало мне кавказцев?! Кстати… Ауди, детка, – позвал я голосового помощника, встроенного в машину, в ответ в динамиках булькнуло, словно уронили монету в колодец, и я продолжил, – Набери Самвела.

– Набираю, – откликнулся из динамиков мелодичный женский голос, вслед за которым зазвучали протяжные телефонные гудки.

Один, второй, третий… щелчок.

– Тимур, брат! Долгих лет! – как всегда с деланым дружелюбием «запел» мне армянин, – Только сейчас с Суреном о тебе говорили. Как твои дела, ахпер?

– Мир твоему дому, Самвел. Я решил вопрос с Акирой. Так что готовь документы. Я в пятницу с обеда к тебе заскочу. Все подпишем и обмоем. С меня коньяк.

– Как скажешь, брат. Буду рад тебя видеть. Только коньяк с меня. Что ты знаешь о коньяке, мальчишка? – Самвел, чуть похрюкивая, рассмеялся и тут же добавил, – Шучу, брат, не сердись.

– Ага, до встречи. Сурену привет.

Я ткнул в сенсор на приборной панели, сбрасывая вызов.

– Вот так! О своем решении я сообщу тебе позже, Акира!

Добравшись до дому, я, разуваясь на ходу и скидывая пальто прямо на пол, первым делом направился к барной стойке и откупорил с характерным чпокающим звуком бутылку виски. Горлышко неприятно застучало о край стакана. Руки все еще тряслись. Злость кипела во мне и пенилась, заставляя махать кулаками после драки.

– Думаешь, напугал? – спросил я невидимого Акиру. – Да черта с два! Хрен тебе по всей твоей японской морде, – прорычал я и сделал глоток.

Теплый виски неприятно обжег рот и ударил в нос парами. Я поморщился, открыл в холодильнике отделение для льда и бросил в стакан три барных камешка. Занятная вещица, подаренная кем-то по случаю чего-то. Три кубика, стилизованных под дьявольские игральные кости, закружились в стакане, издавая приятный успокаивающий звук. Так цокает карамель о зубы, когда гоняешь её во рту языком от одной щеки к другой. Мое детское воспоминание плескалось в совсем недетском напитке.