Анна Миллер - Вебкам

– Нет, не как экспонат. Как бриллиант в дорогом кольце.

– Не люблю, когда меня к ногтю прижимают.

Мужчина заливисто захохотал.

– Нет, Ариночка, ты – это что-то! Очень не хочется тебя вот так отпускать. Все-таки, возьми мою визитку. Буду надеяться, что когда-нибудь вспомнишь и наберешь. Или Питер снова сведет нас вместе.

– Всего хорошего, Олег! Спасибо.

Арина вышла из машины и направилась к подругам, стоявшим неподалеку и живо что-то обсуждавших. Завидя Арину, Аленка нарочито громко зевнула.

– Чуть не уснули пока тебя ждали. Пошли быстрее – сейчас мороженое растает!

Засыпая в этот вечер в сумерках белых ночей, Арина вспоминала отзвук пошлой фразочки, вскользь брошенной Аленкой: «Ведь не зря же дома «распечаталась»… А ведь это была отдельная история, поведавшая ей многое о ней самой.

Ее первой любовью был одноклассник в первом классе. В середине учебного года во втором классе ее семья переехала. Это было больно. Тогда она и поняла, что такая тоска по другу есть нечто большее, чем просто грусть от расставания. Кроме него у нее и других друзей-подруг хватало, но не по кому она не скучала также сильно.

В новой школе у нее достаточно быстро объявились поклонники. Но это все было не то. И никто из них не нравился ей так, как тот кареглазый мальчик, с которым она ходила, держась за ручку, продумывала коварные дерзости школьным хулиганам, делилась глазированным сырком в школьной столовой, и с которым могла говорить о чем угодно.

Мама знала о ее чувствах. Она старалась упокоить и приободрить фразачками по типу: «Арина, у тебя вся жизнь впереди!», «Это еще не настоящая любовь. У тебя столько всего еще будет!»

Арина не знала наверняка – так ли это. Потому что когда-то слышала от мамы рассказ о том, что один из ее поклонников, когда она училась в школе, даже пытался убить ее, стреляя в нее из ружья – до того довело его чувство неразделенной любви! Поэтому, когда мама позже уговаривала ее успокоиться и забыть того мальчика, забыть которого было невозможно, она думала: «Если есть люди, которые готовы пойти на убийство человека, которого любят, надеясь выдрать, тем самым, его из своего сердца раз и навсегда – смешно пытаться успокаивать человека, увещевая, что все само-собой пройдет».

А потом были долгие годы неверия: что она может по-настоящему кому-то нравиться, что ее могут любить, что она может быть любима. Жутко худенькая и нескладная – она привыкла, что на приеме все врачи встречали ее искренним недоумением: «Ой, худенькая-то какая!», а провожали примирительным тоном: «Ну, ничего: были бы кости, а мясо – нарастет!» Даже одеться для нее было проблемой. Кто-то покупал себе вещи, которые могли «скрыть недостатки фигуры и подчеркнуть достоинства». На Арине же любая вещь, что в ассортименте предлагал китайский рынок, болталась из-за ее худобы и халтурного пошива. Зимой ей приходилось надевать по трое колготок под джинсы-резинки, в которых ходили тогда все, чтобы они не висели на ней.

Она смотрела на себя в зеркало и искренне не понимала: нос – «картошкой», кожа да кости, да еще и прикус неправильный – как это может кому-то нравиться???? В довершение всего она была натуральной блондинкой со всеми вытекающими из этого факта последствиями: светлые брови и ресницы на лице она тщательно скрывала, начав подкрашиваться еще в восьмом классе. Даже выйти на улицу, чтобы развесить белье на уличной сушилке под окнами, она не решалась пока не накрасит ресницы. Было и еще кое-что, вызывавшее восторг у лиц противоположного пола. Это ее задница. Пытаясь разглядеть себя в зеркале, Арина крайне скептически рассматривала свою попу, не понимая, что в ней такого, что мимо не могут пройти ни ровесники, ни взрослые дядьки, отвешивая то скабрезный комплимент, а то и смачно шлепнув по ней. Ей стыдно было пожаловаться маме. А потому, Аринина попа ни раз становилась причиной ее тайных слез. В какой-то момент Арина, не будучи еще в состоянии понять все, что с ней происходит, просто чувствовала себя маленьким уродцем, в которой нет ничего красивого, а то немногое, на что обращают внимание окружающие – что-то плохое, что-то грязное…

От того-то, если ей попадали в руки записочки с признаниями в любви, она спокойно и уверенно отправляла их в урну. Она была уверенна на двести процентов, что над ней пытаются подшутить.

Когда на первой дискотеке в пятом классе одноклассник подошел к ней, к единственной девочке из всех классов, что присутствовали, приглашая на медленный танец, она ответила: «Нет, спасибо. Я – не танцую!».