Анна Миллер - Вебкам

Резко встав, Арина направилась к двери.

– Стой! Подожди. Выброси эту чушь из башки. Пять-четыре у тебя за сочинение. Довольна?

– А-а-бал-деть! Вам хоть когда-нибудь стыдно бывает?

– Ой, ну ты, давай, еще меня постыди. Видишь, как ты мне голову вскружила? На все готов пойти, лишь бы тебя заполучить.

– Как и этих девочек, что ждут в коридоре, видимо?

– Нет. У этих и правда двойки.

– Ну да, ну да. Так я и поверила.

– Так, все! Иди с богом! Ты уже есть в Приказе о зачислении.

– А знаете, что? Не надо никакого Приказа. Я все-таки пойду на платное.

– С ума сошла? Зачем тебе это надо? Ты понимаешь, что в год там выходит не малая сумма. И с каждым годом она будет увеличиваться. Зачем?

– Затем, что иначе меня не отпустит ощущение, что я себе место на курсе выклянчила. Не хочу быть обязанной, спасибо.

Развернувшись на каблуках, Арина яростно дернула вниз ручку двери.

– Вот дурочка!

Громко захлопнув дверь и поджав губы, чтобы не выругаться, Арина зашагала прочь.

В прихожей Арину встретила Алена. Из дальней комнаты доносилась ругань.

– Что за ор?

– Хозяйка квартиры пришла. Тсс-с!

– Понятно.

Арина скинула сандалии и, крадучись, скользнула за Аленой в их комнату.

– И что, выпирает нас?

– Само-собой!

– Так, может, нам поговорить с ней? Сами попробуем договориться?

– Ритка сказала сидеть здесь и пока не высовываться. Ладно, что у тебя с зачислением: да-нет?

– И да, и нет.

– О, блин! Только у тебя, Лебедева, так может быть! Ну так и как это?

– Это значит, что этот конь тыгдынский хотел меня поиметь и проехал мне по ушам, что я завалила сочинение, как следствие – не добрала баллы для зачисления на бюджет. Нужно писать заявление на апелляцию. Но я его послала, и тогда он сознался, что это была попытка развода, а так – последний экзамен я сдала и буду зачислена…

– Оооо!

– Но, так как я уже успела мысленно смириться с тем, что я в пролете, и успела принять решение идти на платное, таки я его еще раз послала и пошла себе с чистой совестью.

– Ну ты, пипец, дура! Да забей, иди на бюджет! Где ты столько бабла найдешь – учебу оплачивать?

– С неба на меня свалится.

– Ну, ржи, ржи… Потом поймёшь, что ступила.

На пороге комнаты появилась Рита.

– Идите сюда. Она вас зовет. Девки, придется пить. Коньяк.

– Вот блин! У меня с него так башка трещит.

– Не ной, так надо.

Сидя на самодельном топчане напротив Риты, Алены, Арины и Дэна, болезненного вида женщина в потертом джинсовом костюме и стрижкой под мальчика, потушила очередной окурок. Кроме пепельницы на журнальном столике стояли недопитые рюмки с коньяком, подъеденная шоколадка, блюдце с порезанным лимоном и две пустые бутылки. Света ухмыльнулась.

– Пить вы умеете. Это хорошо. В Питере надо уметь пить. Ну, так и каким же ветром вас сюда, таких красивых, занесло?

– Эта песня хороша – начинай с начала…Попутным! – огрызнулась Алена.

– Слышь, ты, дерзкая! Да ты первая вылетишь отсюда! И не только из этой квартиры, а, в смысле, из Питера!

– Ага…Провидица, блин, – процедила себе под нос Алена.

– Свет, да все нормально. Девчонки очень хорошие. Это Аленка у нас от волнения бузит. Дай ты им тут, у меня, до сентября погостить, отсидеться. Им общагу сейчас никто не даст. Только с начала учебного года.

– Пусть снимают.

– Ну, ты посмотри на них – откуда у них деньги снимать? Ну я-то тебе плачу. Плачу за квартиру целиком. Какая тебе разница сколько тут со мной народа живет?

– Ой, Дэн, я тебя умоляю! Ты же гемор ходячий. Ты мне еще ни разу бабки в срок не отдал. Я уже дату платежа куда только не переносила – все равно, минимум на пять дней просрочишь! Нет у них денег на съем – велкам на вокзал. Вокзалы в Питере оччччень гостеприимны. Там даже можно душ принять! Всего 120 рублей услуга. Нет денег? Там же и подзаработать можно встать. У них получится.

– Ну, зачем вы так? Неужели у вас в жизни никогда не возникало трудностей? Мы держим квартиру в чистоте. Никого не водим, гульбищ – не устраиваем, – попыталась вставить «пять копеек» Арина.

– Трудности, говоришь? Да, жопы в жизни было – до жопы! И сейчас самая жопа в том, что у меня рак последней стадии. И сделать уже ничего нельзя. Эти врачи-пидорасы, которые у меня болячку прохлопали, говорят, что мне осталось от силы полгода. А еще у меня сын, которому 12 лет. И когда я загнусь – всем будет на него плевать. Особенно, родному папашке-говняшке. Так что, не надо, деточки, мне тут про тяжелую жизненную ситуацию плести. По сравнению с моей жопой, ваши трудности – всего лишь мелкие неурядицы.