Tiamat - Гилморн

Тоскуя в разлуке, я стану утешаться мыслью о том, что я поступил, как должно — вот о чем я думал. И если я перестану видеть лукавый блеск его глаз, моя страсть утихнет…

Я передал Гилморну слова Элронда, постаравшись по мере сил смягчить их. Мой лихолесский друг сначала не принял их всерьез.

— Лорд Имладриса просто ревнует, — засмеялся он. — Может, он сам положил на тебя глаз, а, Глорфи? И то верно, ты куда привлекательнее Эрестора.

— Лорд Элронд заботится о жителях Имладриса, и его беспокоит тот разлад, который ты вносишь в размеренную жизнь крепости.

— Да брось, может, он завидует, что я даю тебе, а не ему? Временами он смотрит на меня очень неоднозначно…

— Прекрати! — сухо сказал я. — Ты забываешь, что ты в гостях здесь. Я думаю, Элронд прав. Тебе стоит уехать на какое-то время…

— Ах вот как, — сказал Гилморн, изменившись в лице. — Ты тоже хочешь избавиться от меня? С этого и следовало начинать.

И он поник головой и повернулся, чтобы уйти. Но я удержал его, схватив за руку, и привлек к себе. Сердце мое разрывалось от боли, и я сам едва понимал, что говорю:

— Прости, любовь моя! Мы должны расстаться. Нет, не навсегда… ненадолго… мне надо разобраться со своими чувствами, понять, чего я хочу… прости…

Он обнял меня, и его чудные голубые глаза, казалось, заглянули мне в самую душу.

— Давай уедем вдвоем, Дэл… Только ты и я… поселимся в лесу, там, где никто не станет нас беспокоить… никто не станет задавать вопросов, смотреть на нас с подозрением… только ты и я, и больше никого…

— Я не могу, у меня есть обязанности, долг, призвание… я не могу покинуть Имладрис, только не сейчас, в преддверии войны с силами зла… Лорд Элронд рассчитывает на меня…

— Ну и целуйся со своим Элрондом! — выкрикнул он с досадой. — Что ж, если ты хочешь, чтобы я уехал, я уеду! И когда-нибудь ты на коленях будешь умолять меня вернуться! Только не жди, что я стану хранить тебе верность. Ты сам, по собственному желанию, отказался от меня — ну так я найду того, кто не станет отказываться!

И с этим словами он выбежал вон, а я застыл на месте, и щеки у меня горели, будто мне надавали пощечин.

Собирая вещи, он не плакал. Напротив, он гордо держал голову, расточал улыбки и шутки направо и налево, весело болтал со эльдар Имладриса, будучи одинаково любезен со всеми: с теми, кто водил с ним компанию, и с теми, кто не водил.

Я ждал его за воротами, потому что не мог прощаться с ним на глазах у всех. Мне так много хотелось сказать ему, но язык будто примерз к гортани, как в Чертогах безмолвия, когда те, кого ты знал и любил, проходят перед твоими глазами, а ты не можешь их окликнуть… Гилморн еще не успел выехать за ворота Имладриса, а я уже по нему тосковал. И стыд не покидал меня, будто я предал того, кто мне дорог, а не освободил его. Ведь так будет лучше для нас обоих, уговаривал я себя, но сам едва себе верил.

Увидев меня, Гилморн придержал коня. Взгляд его не был холоден — о нет, он смотрел на меня с грустью и нежностью, так, будто хотел навеки запечатлеть мой образ в своей памяти. И я смотрел на него и не мог насмотреться, взявшись за его стремя и не имея сил его выпустить. Все разумные доводы улетучились куда-то, и я мог думать только о том, что мы расстаемся надолго, может быть, навсегда…

— Прости меня, Глорфиндел, что я смутил твой покой, — сказал он тихо и серьезно. — Я не желаю, чтобы ты страдал. Я уезжаю из Имладриса, и больше мы никогда не увидимся.

— Будь ты девушкой, я попросил бы твоей руки, — сказал я ему, будто неведомая сила заставляла меня говорить. — Будь ты девушкой, я бы знал, что мы предназначены друг другу, и не искал бы другой супруги, и женился бы на тебе, даже если бы знал, что ты не сможешь родить мне детей…

— Будь я девушкой, мы бы никогда не встретились, — ответил Гилморн. — Я не девушка, Дэл, и никогда ею не буду. И мы не можем любить друг друга. Но, может быть, когда-нибудь… ты захочешь, чтобы я был с тобой. А если ты чего-то хочешь, тебя ничто не сможет удержать. Позволь мне надеяться хотя бы на это.

И я снова не ответил ничего, и он тронул коня вперед и медленно поехал по дороге, украдкой утирая слезы. Ах, если бы я сам мог плакать!

Там, у ворот Имладриса, я — нолдо Глорфиндел из дома Фингольфина, никогда не отступавший на поле боя, — отказался от любви, ибо бремя ее было слишком тяжело для меня.

И с трепетом я подумал о том, какая сила духа скрывалась в моем возлюбленном, если смог он пережить и ужасы плена, и отчуждение родичей, перешагнуть через свою гордость, через законы и обычаи эльдар — ради любви к жизни. Может быть, для этого требуется больше мужества, чем для битвы. И может быть, я недостоин Гилморна и не могу сделать его счастливым. От этой мысли тоска моя стала еще мучительней. Лишь одно согревало меня — надежда на то, что когда-нибудь меня покинет страх, стыд, сомнения и сожаления, и я смогу принять нашу любовь такой, какова она есть. Когда в Средиземье воцарится мир, наступит и время для любви.