Tiamat - Гилморн

— Друг мой, что тебя тревожит?

Я долго собирался с духом, чтобы начать этот разговор. Кажется, что проще — сесть рядом с ним на скамью, улыбнуться ласково, заглянуть в лицо и задать простой вопрос, исполненный дружеского участия. Но кто осудит меня за то, что я так долго не решался бередить его душу, растравлять его раны… Лишь одна только мысль подтолкнула меня: Гилморн должен знать, что его друг волнуется и печалится о нем.

— Когда я привез тебя сюда, то думал, что время будет для тебя лучшим целителем. Но прошло уже много дней, а ты все больше замыкаешься в себе и погружаешься в отчаяние все глубже. Скажи, Гилморн, что тебя гнетет? Может быть, имладрисские эльдар неприветливы с тобой? Или ты тоскуешь по Лихолесью?

— Ах, не спрашивай меня об этом, Дэл, — ответил он, вздыхая.

Но я был настойчив и продолжал:

— Мое сердце сжимается от жалости при виде того, как печаль омрачает твое лицо, как ты бежишь от общества прочих эльдар и даже от меня, бросаешь и арфу, и упражнения в стрельбе из лука…

Он отвернулся, глухо пробормотав:

— Если бы ты знал, что меня тревожит, то не чувствовал бы жалости!

— Неужели ты думаешь, что я могу отвернуться от тебя? Позволь мне помочь тебе, Гилморн, я ради тебя готов на все! — и с этими словами я взял его за руку.

Лихолесский синда вздрогнул, как от боли, и вырвал свою руку из моих ладоней.

— Ты поможешь мне, если оставишь меня в покое, Глорфиндел! — вскрикнул он, и голос его дрожал. — Уходи! Пожалуйста, уходи! Оставь меня одного!

И я встал, собираясь уйти, потому что не в обычаях эльдар навязывать свое общество кому бы то ни было. Но такая боль звучала в голосе моего друга, что я понял, что не могу бросить его в эту минуту. И я сел рядом и обнял его, и прижал его светловолосую голову к своему плечу.

— Я не оставлю тебя одного с твоей болью, — сказал я твердо. — Эльдар не бросают друзей в беде.

— Отпусти меня, Дэл, не прикасайся ко мне, не надо, ты не понимаешь… — говорил он, отталкивая меня, но я держал его крепко. И сопротивление его ослабло, Гилморн всхлипнул и тоже обнял меня.

Вдруг я почувствовал, как его ладонь скользнула мне под одежду, и он прижался губами к моей шее, шепча: «Дэл… о, Дэл…» — и дыша прерывисто. И я чуть отстранил его от себя и спросил удивленно:

— Что ты делаешь?

Вскрикнув, он вскочил на ноги и бросился прочь из беседки, но я успел удержать его за руку. Чуть не плача, он безуспешно пытался разжать мои пальцы, но разве он мог сравниться в силе с нолдо, родившимся в Валиноре и перешедшим через Хелькараксэ! Я умолял его ради нашей дружбы быть со мной откровенным и рассказать, в чем дело.

— Ты не должен меня спрашивать, тебе не нужно этого знать, я уеду, сегодня же, мне нельзя здесь оставаться, не спрашивай меня ни о чем, — твердил он, как безумный.

И в отчаянии я сказал:

— Если ты уедешь из Имладриса, и я здесь не останусь! Вернусь на восток, в Осгилиат, и буду дальше сражаться с порождениями Тьмы, сколько хватит моих сил и умения, потому что зло, причиненное тебе, не должно остаться неотомщенным!

Услышав мои слова, он вдруг перестал вырываться и кинулся мне в объятия, говоря:

— Нет, Дэл, не делай этого, я умру, если ты погибнешь!

Он весь дрожал, как в лихорадке, лицо его пылало, а по щекам катились слезы. Сердце у меня разрывалось от боли, и я сказал с горьким упреком:

— Что же мне еще остается, если мой друг считает меня недостойным доверия!

— Хорошо, я все тебе расскажу, и ты не станешь меня удерживать, а скорее прогонишь прочь с презрением! — воскликнул он. — Я проклят навеки, отравлен влиянием Тьмы. Никогда мне не обрести покоя рядом с моими братьями, и ни в ком из вас я не найду сочувствия! Что вы знаете о том, что мне пришлось пережить! Ах, лучше бы ты никогда не освобождал меня! Лучше бы мне погибнуть там, в темных подземельях, только бы не жить среди вас, каждый день ощущая, что я больше не брат вам, а презренная тварь, делившая ложе с прислужником Тьмы!

— Друг мой, в тебе достаточно сил, чтобы противостоять темному влиянию. Вспомни, не ты один перенес страдания в плену. Не позволяй им сломить тебя…

— Страдания! — воскликнул он, смеясь сквозь слезы. — Страдания? Ты думаешь, меня преследует память о страданиях? И вправду, не проходит и дня, чтобы я не вспомнил Мордор, но за все сокровища Тириона я не согласился бы расстаться ни с одним из этих воспоминаний!

— Как ты можешь так говорить? — я не верил своим ушам. — Ведь тебя принуждали делать ужасные вещи… отвратительные… постыдные!