Виталий Протов - Любовные похождения барона фон Мюнхгаузена в России и ее окрестностях, описанные им самим

Когда «накачка» достигала требуемого значения, Василий командовал: «Поднимай!».

Надо сказать, что стоял он при этом на специальном поддоне, оснащенном четырьмя ручками, у каждой из которых находилось по специально обученному солдату. Они-то и поднимали Василия по его команде. За этим могла последовать команда «Пли!» или же, в зависимости от тяжести ситуации, Василий производил безогневой выстрел. В первом же случае еще один специально обученный солдат подносил горящий фитиль к выходному отверстию, и после выстрела огневой вал, сметающий все на своем пути, обрушивался на врага. И должен сказать, что из двух вариантов этот был наиболее гуманный, потому что уничтожал противника мгновенно. Во втором же случае, без запаливания, враги умирали в страшных мучениях от удушья, харкали кровью и раздирали себе шею. Прознав о нашем секретном оружии, турки из кож вон лезли, чтобы уничтожить его. Но мы берегли Василия. Со временем поддон оборудовали специальным щитом, имеющим отверстие с раструбом, это было призвано защитить мягкое место Василия, которое к тому времени уже было изранено до неузнаваемости. Если бы не наш полковой хирург, то сомнительно, что Василий вообще смог бы пользоваться этим местом по его прямому назначению.

Где ты теперь, мой друг Василий? Боюсь, что твои кости давно истлели на деревенском кладбище...

(От В. Протова: здесь опять обнаруживается прискорбная лакуна в мемуарах барона и далее текст относится уже к 1744 году.)

...исполнение конфиденциальных поручений императрицы – одна из почетных обязанностей офицера Ее величества. Зимой или летом, днем или ночью, в холод или жару ты должен исполнять свой долг и по мановению царственного перста отправляться в путь. Впрочем, поручение, о котором идет речь, не было сопряжено со смертельными опасностями для моей жизни. И кирасирам, находившимся в моем подчинении, нечего было опасаться. Это поручение Ее величества свидетельствовало о том доверии, которое государыня Елизавета Петровна питала ко мне, хотя моя служба у нее и начиналась при обстоятельствах для меня не очень благоприятных.

(От В. Протова: здесь имеются в виду факты, относящиеся к опущенному в мемуарах периоду жизни барона, связанные с государственным переворотом 1741 года; см. об этом в «Исторической справке», которую издательство сочло уместным поместить в конце книги.)

Будучи вызван в покои императрицы, я получил распоряжение следовать в Ригу.

Поручение было столь деликатным, что императрица приказала мне хранить его в тайне вплоть до самого дня исполнения, дабы не вызвать нежелательных противодействий со стороны тех, кто всегда найдет повод для недовольства. И я хранил молчание, скрывая цель нашего похода от моих кирасир, которые, впрочем, верные своему долгу, не задавали лишних вопросов, а несли службу, как оно и полагается подданным Ее величества.

Не буду описывать долгого пути до Риги, хотя он и был насыщен всевозможными приключениями, которые могли бы удивить и позабавить читателя. Расскажу лишь о главном, а главное, конечно, ждало нас в конце пути.

Мы прибыли в Ригу за несколько дней до назначенного нам срока, и, разместив своих кирасир при местном гарнизоне, я снял себе комнатку в одном доме на рижской окраине неподалеку от пыльного тракта. При этом я выслал четырех своих кирасир на пять верст от западной окраины Риги со сменой их следующим нарядом через день и так далее до появления известных особ, завидев которых они должны будут во весь опор нестись ко мне, чтобы я соответствующим образом подготовился к великому событию.

Я же тем временем либо прозябал в своей комнатенке, либо муштровал на рижском плацу моих верных кирасир, либо сидел в одном из рижских кабачков, которые, как известно, славятся пивом, квашеной капустой и свининой, каковые для моих соотечественников (не исключая и меня) являются первейшими и вкуснейшими блюдами.

За окном кабачка дефилировали дамы, чьи осиные талии пробуждали во мне естественные желания, но, исполняя поручение императрицы, я не считал для себя возможным идти на поводу похоти. Однако природа не всегда готова соглашаться с доводами разума, какими бы основательными ни казались последние.

Поняв, что иначе мне не совладать с моей пылкой натурой и во избежание худшего, я отправился на поиски кого-нибудь, кто помог бы утолить мою жажду.