Эдуард Лимонов - Коньяк Наполеон

- День добрый, Эдуард Вениаминович!

Юрий Сергеевич Сречинский - худые руки оголены, рукава рубашки достигают локтей, галстук, высокая военная полубокс стрижка, вертикальные морщины - вышел из зам-редакторской клетки. У него уже был тогда рак, но сотрудники газеты еще об этом не знали. Он сам уже знал. В газету он являлся раньше всех и покидал ее позже всех. Как и Моисей Бородатых, Сречинский переместился в Со-единенные Штаты с европейского континента, из Франции, но, в отличии от "босса", после войны. Войну он закончил полковником французской армии. За храбрость французское правительство предложило ему почетное французское гражданство, каковое он гордо 1 отверг, желая навсегда остаться русским. Мы, вновь прибывшие, мечтавшие о любом гражданстве, пусть республики Тринидад и Тобаго, цинично современные советские, не понимали его чопорного старо-модного национализма.

- День добрый, Юрий Сергеевич.

Я уже уселся на корректорский стул и получил от бухгалтерши предложенный стаканчик кофе. Я любил эти утренние, еще нерабочие 15-20 минут, когда пахло табаком Соломона Захаровича и бухгалтер-ша, зажав сигарету в зубах, приготавливала кофе.

- Как ваше ничего? - ласково спросил Сречинский, останавлива-ясь у корректорского стола. Помимо моей воли и жестокого молодого разума я испытывал к зам-редактору не совсем понятную мне симпатию. Я даже подозревал, что это он является моим таинствен-ным благожелателем. Дело в том, что каждую неделю Моисей выдавал мне аккуратный конвертик с двадцатидолларовой бумажкой внутри.

- Один из почитателей вашего журналистского таланта, жела-ющий остаться неизвестным, - представил босс конвертик в первую встречу.

- Это вы, Моисей Яковлевич, сознайтесь? - спросил я, взяв кон-верт.

- Ну вот еще... Зачем? Я плачу вам зарплату. Если бы я хотел вам помочь, я бы прибавил вам жалование...

Босс был прав.

- Но кто это может быть?

- Я не знаю. Спросите у Юрия Сергеевича, это, кажется, его приятель.

- Да, я знаю этого господина, - улыбаясь признался Сречинский. - Но он настоятельно просил меня не сообщать вам его имени.

- Но почему?

- Он так хочет. Не желает вас стеснять.

Сейчас у меня нет сомнений в том, что это Юрий Сергеевич был моим таинственным благодетелем. Потому что с его смертью поступ-ление конвертиков прекратилось.

Как мое ничего? Юрий Сергеевич пользовался старомодными це-ремониальными выражениями другого века. Он говорил "батенька", называл всех без исключения по имени-отчеству.

- Не могли бы вы, Эдуард Вениаминович, посмотреть вот эту ста-тейку. И скажите мне, пожалуйста, что вы о ней думаете.

Он часто спрашивал меня, что я думаю о той или иной статье. О подавляющем большинстве статей я думал плохо. У газеты было лишь несколько профессиональных корреспондентов, и лучшим среди них был, бесспорно, "босс", Моисей. Основная же масса статей посту-пала от дилетантов. Особенно плодовита была последняя "еврейская" эмиграция. (Тогда этот поток лишь набирал силу. Своего пика графоманское бумагомарание достигло позже, через несколько лет.) Плюс старики второй (послевоенной, массовой, простых людей) эмиграции высылали нам свои антикоммунистические творения. Рукописи обеих эмиграций были ужасающе безграмотны - и стилистически, и орфографически

Идеи, обсуждавшиеся в рукописях (и попадавшие в конце концов на станицы "Русского Дела") были фантастичны и часто просто безумны. Полемика друг с другом была основным занятием наших корреспондентов. Чаще всего они не сходились во мнениях о том, как следует разделить СССР. Безжалостные радикалы (обыкновенно евреи) предлагали оставить от СССР только Московскую область. Люди второй волны эмиграции (обычно бывшие солдаты и офицеры армии Власова) с обидой доказывали, что территории и украинцев, и белорусов должны будут быть включены в Новую Россию (она будет основана на месте СССР). Вся эта склеротическая или охуевшая от самого факта, что оказалась за границей, публика с величайшим рвением делила шкуру неубитого медведя, забывая о том, что вот уже около шестидесяти лет самые сильные в мире охотники не могут угрохать именно этого медведя...

- С удовольствием посмотрю, Юрий Сергеевич.

Глядя в бумаги, Сречинский ушел к себе в клетушку. Дверь с лестницы отворилась, и вошел старик Мартынов, седой и высокий. "Русское Дело" снимало у Мартынова здание. Сам Мартынов, называющийся "Книгоиздательство и книжный склад А.Мартынова", проживал на третьем этаже, в помещении, до такой степени забитом старыми книгами, что оно казалось сценической площадкой для съемки фильма "Доктор Фаустус" - не хватало только летучих мышей.