Эдуард Лимонов - Коньяк Наполеон

Худая, симпатичная - светлые брюки и черный cotton пиджак (без подкладки?) поверх t-shirt, писатель почувствовал классовую близость к ней, - вошла с тучным молодым человеком в очках, слишком сво-бодных брюках и рубашке в крупных цветах. Вошла первая, и ведомый за нею ступил мешковатый в очках. Кто? Не сын. Не брат. Любовник? Вряд ли. Скорее всего приятель, явившийся в Париж, она ему показы-вала сад, и вот их загнал сюда дождь. Возможен и другой вариант: она приехала в Париж, и он (в конце концов рубашка в цветах близка по духу к Les Halles) прогуливает ее в Люксембургском саду. Они уселись справа от писателя, лицом к лицу, на довольно приличном друг от дру-га расстоянии. Заговорили по-французски и, кажется, без акцента. Но ее лицо может быть лицом итальянки.

Он выбрал лужу, дабы, глядя на частоту падения капель именно в эту лужу, следить за изменением интенсивности дождя. Лужа обильно пузырилась, но со стороны кортов, где не было крупных деревьев, только молодняк, небо оставалось светло-серым и, кажется, даже светлело. Большой голубь притопал пешком к его ногам и приступил к чесанию перьев. Как собака, у которой блохи. Существуют ли блохи у голубей? А может быть, это особые насекомые, голубиные блохи? При всем том голубь выглядел вполне здоровым, крупным голубем. Стать его соответствовала стати мужчины в метр восемьдесят ростом...

Широко загребая руками, тип в устарелой формы бежевых широких внизу брюках и свитере цвета люксембургских стульев вплыл рывками в беседку. Зад типа был куда обширнее обтекаемых свитером его плеч. На черепе, поверх редкого слоя волос поблескивал обруч наушников "walkman", а корпус "walkman" висел, зацепленный за карман брюк у ляжки. Тип заходил по беседке. Голова и туловище выдвигались первыми, затем следовали гребки рук, и только после этого сдвигался зад и ноги. Разумеется, подобный способ передвижения, как и форма тела, свидетельствует об анормальности типа. "Walkman" также ненатурально выглядел в обществе мужика среднего возраста. В фильмах такими представляют нам больных убийц и сексуальных маньяков. Что же, народ созидающий фильмы -неглупый народ. Различного таланта, но неглупый и наблюдательный. Как и фотографы. Связь между телом человека и его психикой несомненно существует. Хотя человечество осудило Ломброзо за его, якобы, расистские изыскания, последнее слово еще не сказано, "ще не вечiр", как гласит украинская пословица. Поглядим, что будет дальше. Человечество не единожды уже осуждало свои собственные открытия как заблуждения, чтобы возвратиться к ним позднее. Разве не были осуждены первые храбрецы, утверждавшие, что земля вертится вокруг солнца, а не наоборот? Были...

Порыв сырого ветра ввинтился под легкий пиджак со спины и обдал спину холодом. Он застегнул пиджак на единственную пуговицу и отвернул рукава.

Пара стариков. Он - высокий, сутуло-горбатый, в бесформенной куртке впереди, сумка в руке. Она - седая, стрижка под комсомолку двадцатых годов, в брюках, sneakers и куртке с капюшоном, руки уронены неживо, кукольно по обе стороны туловища - вошла за ним повторяя все его движения. Он отряхнулся и потопал ногами, сбивая с себя капли, она проделала то же. Стала вплотную к нему, подняла к нему лицо. Издала каркающий, вопросительный звук. Писатель вслушался. Еще звук. Это не был французский язык, не был английский или немецкий. И не китайский. Она говорила на своем собственном языке. Требовательно, задрав голову. Так вороненок, подобранный писателем в церковном дворе в городе Иванове и привезенный в Москву, каркал, задирая голову, и раскрывал клюв, требуя колбасы. "Кар?"

-Эдвард?

Он обернулся. Держась за ручки коляски, в ней спал маленький, может быть, двухлетний мальчик, за его стулом стояла незнакомая ему, очень худая женщина в черном комбинезоне и сандалетах на босу ногу. Оголенные кости локтей и предплечий торчали, обтянутые синей неровной кожей, из рукавов. Неприятно худа, словно после тяжелой болезни. Мальчик постарше, стоя в нескольких шагах, хмуро наблю-дал непонятную ему сцену. Писатель не вспомнил женщину, но под-нялся, Ему приходилось не единажды встречаться с людьми из прош-лого, и он знал, что следует узнать незнакомку, следует сделать вид, что ты ее узнал.

- Хэлло! - сказал он. - How are you?

- Ты не узнал меня? Нет? - воскликнула женщина. - Я - Мэрэлин. Мэрэлин Штейн. Помнишь Нью-Йорк? Аппер Вест Сайд?

- О, Мэрэлин! - воскликнул он все так же лживо.

- Ты надолго в Париж?

- Я живу здесь восемь лет, Эдвард. Я вышла замуж за Frenchman. Это мои мальчики.