Эдуард Лимонов - Коньяк Наполеон

Некрасивых девушек изгнала следующая пара: черный тоненький юноша и крепкая америкакна-блондинка. Из опыта многолетних посещений сада он знал, что юношу зовут Игнасио и он сын африкан-ского ambasador. Какой страны, он, впрочем, не помнил.

Американочка - розовощекая и пышная, наверняка не пересекла еще границу двадцати лет, однако вполне уже могла кормить с помощью крупных сосцов нескольких младенцев. Корова с телячьим выражением лица, подумал он. Телячий, гладкий, раздвоенный носик, телячьи, серо-голубые глаза. Он успел увидеть лицо американочки крупным планом, пока она снимала с плеч легкую куртку. В свое время в Калифорнии и Нью-Йорке он переспал с полусотней таких вот девушек с большими сосцами, задастыми и нежнокожими. Обычно дедушка или бабушка трогательных коров оказывались выходцами из германских eee скандинавских стран. Он вспомнил, что на полу-блатном русском слэнге-арго таких девушек именно и называют "телками". Его связи с подобными подружками, однако, никогда не длились долго. Сам необычный тип, он выискивал необычных, трудных женщин...

"А с чего ты взял, что ты необычный?" - сказал он себе, и даже вздохнул тоскливо, потому что это был его обычнейший регулярно повторяющийся церемониальный вопрос к самому себе. И он влек за собой другой, основной вопрос: имеет ли он право на циническое жестокое отношение к себе подобным, к коллективу людей? Merde, shit, -отмахнулся он от себя на двух языках. Что за блядское абстрактное интеллигенствование! Впрочем, все объясняется просто, и ты знаешь объяснение. Прошло полтора месяца после того, как ты закончил очередную книгу, comrade писатель, и вот, предсказуемое, явилось сомнение в себе. Верный знак того, что следует начинать новую книгу. Он десяток раз напился за эти полтора месяца, в чем тоже ничего удивительного нет, он всегда нуждался в интенсивной расслаблнности после интенсивной работы над книгой. Напился, совершил с полдюжины случайных сексуальных контактов - пора за работу. Только, вот, на чем остановиться, о чем писать книгу. Идей было множество. Существовало несколько заготовок - начал новых романов, несколько крутых фраз, которые можно было продолжить такими же крутыми, сильными мускулистыми фразами... Однако по опыту он знал, что выбрать будет трудно. Выбирать становится все труднее. Писать все легче.

Крупные, упали на скамью несколько капель. И на оголенные до локтя бронзовые руки его. Как они сказали, девочки в агентстве, когда он заходил подписывать договор: "Quelle couleur!'". А он ответил им: "Soleil de Paris'""... Сильные, еще несколько капель шлепнули по черным, видавшим виды брюкам. И впитались в ткань, расплываясь. Брюки надо бы постирать. Пора. Он сам стирал свои вещи, даже пиджаки. Отдавать их в чистку в Париже дорого. В Нью-Йорке он отдавал их в чистку? Он не помнит. Когда работал у мультимиллионера, отдавал. Вместе с многочисленными костюмами мультимил-лионера и свои несколько. Тогда он носил исключительно белое. Сей-час - исключительно черное. Капли участились, и он поднялся. Игнасио и блондинка продолжали играть. И продолжали сражаться на других, соседних кортах. Деньги заплачены - дождь, не дождь. Он на-правился к выходу на rue Вожирар. Поднял воротник старого пиджака. Вот что значит вещь от хорошего дизайнера. Пиджак служит ему шес-той год. Много раз стиранный и выцветший от солнца, он, однако, сохранил форму и элегантность. В таком пиджаке, даже и одетом поверх черной t-shirt с белыми пулями, полиция много раз подумает, прежде чем остановить владельца и потребовать документы.

* Какой цвет! (фр.). ** Парижское солнце.

Он вошел под крышу обширной, с асфальтовым полом беседки. Нужно было переждать дождь, сделавшийся слишком густым и на-зойливым. Хаотически брошенные, может быть, шахматистами, обыкновенно населяющими беседку, безмолствовали на территории многочисленные люксембургские бледно-зеленые стулья. Взявшись за один, он отчленил его от железной толпы собратьев и уселся лицом к тропинке, ведущей к выходу из сада. И к туалетам.

Энергичный, черноволосый вкатил коляску с крупным младенцем отец. Второй ребенок, девочка лет пяти вбежала, держась за отцовский задний карман черных брюк. Буржуа. Неплохой ебарь. Старомоден, определил отца писатель. До сих пор делает любовь с женой, как с лю-бовницей. Профессия? В каком-то энергичном он бизнесе, не с бума-гами. Если бы с бумагами, он был бы полусонный. Скорее всего владе-лец магазина. Посадив девочку на стул, отец, вынув из кармана платок, стал вытирать ей волосы. Девочка хохочет, следовательно, семья счастливая... Глупости, и несчастный ребенок может хохотать. Почему нет?