Линда Миллер: Сон в летний день

Лязгающий звук повторился громче и ближе.

– Вы где-то здесь забавляетесь с девушкой, как сказал Мордаг?

Франки ощущала, как Сандерлин вглядывался в темноту, держа ее платье, и его дыхание было быстрым, неглубоким.

Приятный молодой мужчина, более смуглый, чем герцог, важно вошел в комнату, вкладывая меч в ножны при входе. Вероятно, этот меч и издавал при движении звук, который они слышали. Сандерлин пожал плечами, поправляя мантию.

– Аларис, - назвал он вошедшего, от раздражения несколько насмешливо приветствуя его. - Я думал, ты в Лондоне, сводничаешь при дворе.

Аларис рассмеялся, посматривая вокруг с выражением нахального любопытства.

– Скажи по правде, брат, где она? Я должен видеть это создание, чтобы умереть от восхищения. Мордаг сказал, она так прекрасна и так совершенна, что не может быть просто женщиной.

– Мордаг слишком много болтает, - ответил Сандерлин. Он обошел стол с другой стороны и наполнил вином два кубка, украшенных серебром. - Покажись, Франческа, а то мой брат будет искать тебя. Он достаточно бесстыден, чтобы сделать это.

Франки хотела бы остаться в тени, поскольку никак не могла найти лифчик, и, хотя она в конце концов натянула на себя одежду и даже завязала тесемку, все же оставалось много неприкрытого тела, просвечивающего через тонкую ткань. Она вышла из своего укрытия со скрещенными на груди руками. Аларис, несомненно, был новым персонажем, и она удивлялась, как велика ее фантазия. Он смотрел на нее изучающе своими темными проницательными глазами. Ясно, что Аларис имел прямой и решительный характер, как и его брат. Франки была удивлена тем, что лучше понимает его речь, чем Брадена.

– Не ангел и не ведьма, - высказал он свое мнение, и легкая усмешка тронула уголки его рта. - Но, несомненно, нимфа или русалка.

“Что за глупые высказывания”, - подумала Франки, но все же Аларис нравился ей. Она улыбнулась, когда он взял ее руку и слегка поцеловал в запястье, и краем глаза увидела нахмурившегося Сандерлина.

– Не слишком очаровывайся, - предупредил он тихим голосом. - Нимфа или русалка, ангел или ведьма - Франческа моя.

Сердце Франки переполнилось гордостью, а ее щеки стали пунцовыми.

– В отличие от вашего любимого коня и ваших охотничьих собак, - сказала она, - я не ваша! Я сама себе хозяйка!

Сандерлин сжал челюсти, а Аларис хихикнул.

– Какой острый язык, - сказал он.

– Острее, чем змеиные зубы, - процитировала она, пытаясь вникнуть в суть происходящего. Нет, нужно полностью насладиться этой фантазией: неизвестно, представится ли еще подобный случай.

– Очень хорошо, - сказал Аларис, поднимая указательный палец. - Кто-то должен записать такие слова.

– Кто-нибудь непременно сделает это, - заверила Франки.

Сандерлин снова нахмурился и сузил глаза.

– Слова ведьмы, - сказал он. - В этом нет чувства юмора, так что не предъявляйте претензии!

– Искры! - воскликнул Аларис, простирая руки широким, театральным жестом. - Воздух становится голубым на их фоне!

– Тихо! - прикрикнул Сандерлин, но призывая к спокойствию Франки, а не брата.

– Все, о чем вы говорите, все это не реально, а только в моих мечтах, в моих сексуальных фантазиях, - ответила Франки, подперев подбородок руками.

Аларис снова рассмеялся, придерживаясь за край стола.

– Наконец-то, - сказал он, - появилась женщина, которая не трепещет перед тобой, подобно стеблям травы под ветром. Брат, твоя судьба решена, ты обречен, поздравляю!

– Вон! - зарычал Сандерлин. Его взгляд остановился на пульсирующей точке на шее Франки, или, по крайней мере, ей так показалось, но не было сомнения, что слово было адресовано Аларису. Младший брат поклонился, но его веселое настроение не исчезло.

– Как вы пожелаете, - грациозно повторил он поклон. - Не беспокойся, Браден, я разнесу весть о твоем завоевании по всей Англии.

Наконец взгляд Сандерлина соскользнул с лица Франки, и она с облегчением вздохнула. Выражение лица герцога можно было назвать свирепым.

– Мы поговорим позже, наедине, - сказал он Аларису.

Франки наблюдала, как оба мужчины покинули комнату, легко забыв о ее существовании.

Ночью, когда она тщетно томилась в ожидании Сандерлина, то проклиная его, то молясь о его возвращении, Франки начала верить, что переживает не полет фантазии, а проявление реальности. Иллюзия, рассуждала она, лежа под одеялом в постели Брадена, одетая только в тонкий шелковый лифчик и крошечные трусики, должна со временем постепенно исчезнуть. Кроме того, если бы поведение Франки описывали нечувствительные персоны, какие-либо твердолобые реалисты, то расценили бы все это как полет дикого воображения. Но она не была душевнобольной, а окружающее было весьма устойчивым для галлюцинаций. Единственным приемлемым объяснением было то, что она проскользнула через некую невидимую “дверь” в другое время. Как могла такая вещь случиться? Франки не нашла ответа на этот вопрос. Что казалось наиболее замечательным ей, так это способность быстро восстанавливать силы.