Марк Ренуар - Пятьдесят три карты

продолжать дальнейшее путешествие было опасно. Я вернулся

домой. Шел десятый час вечера. До полуночи оставалось не бо

лее двух с половиной часов. Чтобы хоть как-то скоротать вре

мя, я стал раскладывать пасьянс. И все время он не выходил

из-за шестерки червей. Она как-будто смеялась надо мной. Ее

детское личико выводило меня из себя. То ли от того, что я

был пьян, то ли по другой причине, но неудачи с пасьянсом

меня так взбесили, что я в порыве бурной страсти разорвал

карту шестерки червей на мелкие кусочки и разбросал их по

полу. Несколько успокоившись, заменил злополучную шестерку

одним из джокеров и пасьянс сразу вышел. Но мне стало жалко

разорванную карту. Ползая на четвереньках под столом, я со

бирал все кусочки. Собрав, сложил их на столе. В ту же се

кунду на месте груды бумажек, как по волшебству заклинателя,

появилась совершенно целая карта, которая с легким звоном

упала на пол. И передо мной выросла стройная светловолосая

красавица в черном бархатном вечернем платье, отделанном

внизу и на груди светлым атласом, расшитым на боках пониже

бедер красивыми розами. Ее одежда, казалось, составляла

часть ее существа, излучала соблазн роскошной красоты. Я

чувствовал под мягкой тканью волнообразность ее тела. Чудес

но изогнутая складка под мышкой казалась улыбкой ее плеча.

Она смотрела на меня со сладостной усмешкой. Розовые и влаж

ные губы едва заметно вздрагивали. Я долго оставался в за

бытьи, в оцепенении, убаюкиваемый биением своего сердца.

Красота ее окружала меня, наполняя каким-то сладостным ощу

щением тепла. Сердце таяло, как персик во рту. Она вдруг

улыбнулась милой, простодушной улыбкой, обнажив ряд ровных,

ослепительно белых зубов и подала мне свою руку, затянутую

до локтя в сиреневую перчатку.

- Здравствуйте, - как-то медленно произнесла она своим

приятным грудным голосом.

- Я вас напугала?

- Нет-нет, - прошептал я, не в силах стряхнуть с себя

пьяное оцепенение. Не дожидаясь приглашения, она села в

кресло, закинув ногу на ногу. Она была мила и грациозна, все

ее движения изысканны и бесхитростны . Как зачарованный,

молча смотрел я на нее, упиваясь этим милым видением. Блеск

ее больших, очень черных глаз будоражил мне душу, сердце

бессильно замирало. Все мое тело содрогалось от нетерпения,

желания, радости. Как приятно было на нее смотреть. Она была

похожа на фарфоровую статуэтку, в которой каждая деталь, от

шлифованная мастерством художника, восхищает своей утончен

ной красотой и совершенством. В ее волосах были приколоты

три простеньких цветка, они вызывали у меня чувство детского

умиления. В ней была какая-то неземная хрупкость и нежность,

казалось, тело ее светилось нетронутой нежностью и чистотой.

Я растерялся, не зная что делать, о чем говорить. А она

смотрела на меня с грустным опьянением, зрачки ее расшири

лись и излучали силу, пронизывающую мне сердце. Я млел от

одуряющего сладострастия. Казалось, что и она не меньше меня

упивается безмолвием встречи. Она вся дрожала под моим прис

тальным взглядом. Время от времени ее колени и бедра судор

жно подергивались. Совершенно безотчетно я присел рядом с

ней и обнял ее голые теплые плечи. Она быстро вскинула руки

мне на шею, и мы застыли в немом об'ятии, наслаждаясь бли

зостью тел. Теплота ее бедер разжигала меня. С ног до головы

я чувствовал себя во власти сладострастия. Сами собой наши

губы встретились в жарком обжигающем поцелуе. Как облако,

нас окутывал нежный аромат ее духов, смешанный с запахом те

ла. Шелковистые кудри щекотали мне щеки. Я таял в сладос

трастном восторге любовного опьянения. Оторвавшись от ее

губ, я стал играть золотом ее волос. Я вынул из них все за

колки и цветы, распустил и стал своими десятью пальцами ко

паться в них, чувствуя, как они переливаются, щекоча руку.

Она сидела молчаливая, сосредоточенная, погруженная в свои

мысли. Говорить ни о чем не хотелось, казалось, что малейший

звук может разрушить это тихое сказочное очарование. На шее

под волосами я нащупал маленькую пуговицу, которая держала

декольте. Я ее мимоходом расстегнул. Под тяжестью груди

платье опустилось. Она искоса взглянула на меня, склонив го

лову набок. Ее глаза блестели и воспламеняли меня, казалось,

что сердце мое останавливается, и я радостно умираю. Легким