Елена Тасманова - Два оттенка грубости

- Я пойду, - пролепетала я.

Мужчина повернулся ко мне и снял очки. Глаза у него были, как ни странно, грустные. Серые и грустные. Он был не слишко аккуратно побрит, но тщательно подстрижен. Тонкие губы, и подбородок с ямочкой. На нем была темно-бордовая сорочка с коротким рукавом, и помятые коричневые джинсы.

- Послушай, - сказал он негромко, спокойно меня разглядывая, - я вижу, ты серьезная девочка. - Он так и сказал - "девочка", и меня это задело. Почему-то девочкам ужасно не нравится, когда их так называют, даже если они такими являются. Я вот была наполовину девочкой - не буду вдаваться в подробности, может быть, позже.

- Я... я... - на меня напал словесный тик.

- Стоп, - быстро сказал он. - Достань мне самогона. Литр, два, три. В деревне. Можешь? - Он пристально смотрел на меня, и эти серые глаза меня гипнотизировали.

Я молчала, пригвожденная к месту его взглядом.

- Поехали, - сказал он мне. - Поехали в вашу деревню. Ты мне покажешь, где взять, а я возьму сам. - И тут из накладного кармана сорочки он достал очень знакомую мне бумажку. Она была такая красненькая, очень симпатичная на вид. Это была советская десятка. Червонец. Одна треть моей стипендии.

Он протянул руку и всунул червонец мне за пазуху. Я была настолько заторможена, что позволила ему это сделать, и не пошевелила пальцем, чтобы достойно выйти из ситуации. Я только сказала:

- Угм.

Он взял меня за предплечье, и повел к стоящей на обочине машине. Я не сопротивлялась. Как совершенная дура, я забралась на переднее сиденье, а он сел спереди и завел мотор. Теперь я понимаю, что он был кем-то вроде экстрасенса, но тогда я таких слов не знала.

Я только спросила: - А шо это за "жигули"?

Он покачал головой..

- Это не "жигули". Фиат.

Мы проехали несколько километров и свернули на дорогу, ведущую в деревню. Мне не случалось покупать самогон, но я точно знала, где он есть. Он остановил "фиат" на въезде, и повернулся ко мне.

- Где? - спросил он.

- Там, - пискнула я, указывая куда-то вдаль. Я хотела показать ему третью улицу (из трех имеющихся), где жила веселая семья из десяти человек, все работали на сахарной свекле, и активно варили бедовый самогон. К ним приезжали даже из райцентра.

Он меня не понял, и сдвинул брови.

- Может быть, сама сходишь?

Я сказала: - Угм.

Он запустил руку в карман и вытащил несколько хрустящих бумажек. - Держи.

Через десять минут я уже брела назад, таща трехлитровый бутыль и припадая на одну ногу - у правого шлепанца слетела застежка. Он вышел навстречу, и принял у меня ношу. Затем мы сели в машину, и он тронулся с места. Он не спрашивал у меня, хочу ли я с ним ехать. Он не сказал ни слова. А я была в совершенном забвении. Отстраненно я чувствовала, что меня к нему притягивает. Еще там, на заднем дворике кафе он зацепил меня каким-то крючком, и с того времени нить между нами становилась все короче и короче. А когда он заглушил мотор в посадке у дороги, я почувствовала, что мне конец.

Это острое чувство принадлежности сковало мне тело. Я сидела на переднем сиденье, держась за ручку двери. Мои колени были стиснуты. Шея одеревенела. А он спокойно копался в бардачке передо мной, доставая оттуда алюминиевые кружки и какие-то свертки. В свертках оказалась колбаса, хлеб, и банка с маленькими сине-черными овальными плодами, напоминающими сливы.

Он разлил самогон по кружкам, и нарезал колбасы. Я даже не подумала, как он собирается потом управлять своим "фиатом". Протянув мне кружку, где плескалась мутная жидкость, он просто сказал:

- Давай.

И я дала. Выхлебав до половины, и отставила кружку и положила в рот кусочек колбасы. Затем я икнула. Мне стало хорошо, как обычно бывает с девушками после ста граммов самогона. Я указала на черные сливки в банке и сказала:

- Я это буду есть.

Он сказал:

- Пожалуйста.

Он открыл банку, пальцами вытащил одну сливку, и положил ее мне в рот. Я немедленно захлопнула рот, чуть не прикусив его пальцы, и принялась жевать. Вкус был слишком невероятный, чтобы его можно было как-то описать.

- Вкусная сливка.

- Что-что? - спросил он. - Как ты сказала?

- Это... - мозги у меня немного путались, - я про сливки.

- Это оливки, - сказал он мне спокойно.

И протянул мне еще одну оливку. Я съела и ее, а на третий раз я задержала его руку. Я ела эту его оливку, а его пальцы были у меня во рту. Я все съела, но пальцы остались. Я начала сосать его пальцы.

Если вам когда-нибудь приходилось в возбуждении сосать немытый палец мужчины, то возможно вы меня поймете. Мне не приходилось этим заниматься, но вкус пришел довольно быстро, еще наверное потому, что он кое-что сделал. Он задрал мой халат выше, засунул руку и потрогал меня там. Поймите меня правильно, он не просто запустил туда руку. Он сразу, совершенно точно, как будто перед этим стрательно изучал мою анатомию, без каких-либо проволочек взял меня двумя пальцами за какое-то чувствительное место. Кажется, я уже была возбуждена. Что это такое, тогда я не очень понимала, но одно его прикосновение взорвало меня. Я заглотнула его пальцы глубоко в горло, словно боялась, что он отберет их у меня. Меня всю затрясло, и тепло растеклось внизу живота - и я терпко, первый раз в жизни, кончила, с его пальцами у меня во рту, и его руками у меня между губ внизу. Он даже не снял с меня трусы, которые у меня, конечно, были. Я кончила остро, и как это бывает с теми, с кем это случилось впервые, не поняла, что со мной. У меня мелькнула мысль, что это странное ощущение из-за того, что я выпила самогона.