Таня Кадзи - Русская гейша. Секреты обольщения

Лиза склонилась к его лицу. Потом подняла на меня глаза.

– Он, по-моему, дышит, – прошептала она. – Нужно добить.

– Нет! – решительно воспротивилась я. – Мне надоело постоянно жить в страхе. Я сейчас же вызову милицию. И пусть они сами решают! К тому же я только защищалась.

– Подожди, Таня, – схватила меня за руки Лиза. – Ведь он подонок, нелюдь! Зачем ты из него жертву делаешь?

– Я не могу вот так убить его.

– Я могу! Во имя чести! – твердо сказала она. – Жаль только, что его нельзя отвезти куда-нибудь в укромное место и там помучить как следует. Чтобы и он был в аду, в каком были мы.

– Лиза, я тебе запрещаю даже думать об этом! – сухо ответила я.

– Подожди! – сказала она. – Надо взять себя в руки и решать хладнокровно. А кто-нибудь знает, что вы знакомы?

– Не думаю. А кто знал, те мертвы, – ответила я, не отводя глаз от распростертого тела. – И потом, если он жив, то все равно на меня покажет, когда очухается.

– Не думаю, – пробормотала Лиза. – У него самого рыльце в пушку. Вот что! Давай-ка мы его просто вынесем на улицу и положим на асфальт. А кровь здесь замоем. Смотри, на фонаре пятна. Он, видимо, ударился о кованые листья, когда падал. Вон как они торчат ребрами. И сами вызовем милицию и «Скорую». Скажем, выходили из агентства и наткнулись на него.

Время было позднее, и, на наше счастье, неожиданно пошел довольно сильный дождь. Мы подхватили бесчувственного Степана под руки и выволокли на пустынную улицу. Уложили его прямо на асфальт в нескольких метрах от входа. Сейчас мне кажется странным, почему мы не оставили его прямо во дворике. Разница была небольшая, на улице мы его нашли или во дворике. Потом я отправилась уничтожать следы, а Лиза вызвала «Скорую». Приведя себя в порядок, мы раскрыли зонтики и стали ждать возле неподвижного бесчувственного Степана. Милиция и «Скорая» подъехали практически одновременно. Врачи тут же осмотрели его, вкололи какой-то препарат и увезли. А молодой серьезный милиционер зашел в агентство. Мы дружно сказали, что выходили после работы и наткнулись на тело. И больше знать ничего не знаем и ведать не ведаем. Милиционер записал наши показания, не стал ничего осматривать и даже предложил подвезти нас до дому.

– Время сейчас такое, девушки, – серьезно проговорил он. – На каждом углу грабят, душат, насилуют. Хорошо, что вы позвонили, парень-то еще жив был. Когда очнется да выздоровеет, спасибо вам скажет.

Из черной записной книжки с изображением красного дракона на обложке:

«Мы всегда устремляем наш взгляд к яркому ориентиру, который указывает в будущее, в сторону жизни. Это воззрение указывает на то, что наш рациональный гуманизм постоянно занимает наше внимание перспективой свободы и прогресса и тем самым вытесняет смерть из сознания в подсознание. При этом инстинкт смерти становится взрывоопасным… Мы забываем, что присутствие смерти на уровне сознания является важным условием душевного здоровья… Ведь если мы каждый день проживаем с мыслью о том, что это, возможно, последний день нашей жизни, мы замечаем, что наши действия наполняются радостью и смыслом …»

«Верно, что когда дрова догорают, огонь угасает. Но если после догорания одних дров огонь переходит на другие, такой огонь будет гореть вечно. То же самое можно сказать о человеке. Когда он умирает, его тело распадается и исчезает, но если у человека осталось желание, оно влечет за собой его дальнейшие перевоплощения. Желания такого рода называются кармой. Поэтому, даже когда человек умирает и теряет тело, его карма сохраняется.

Не понимая этого принципа, мы не можем постичь подлинную природу смерти. Полагая, что после смерти ничего не остается, мы совершаем ошибку. Что происходит, если после догорания дров и потухания огня вы не подбрасываете новых дров? Говорить в этом случае, что огонь потух, было бы неправильно. Дрова сгорели, огонь погас, но природа огня не перестала существовать… Человек подобен огню. Даже если он умирает и его тело исчезает, подлинная природа человека пребывает вечно» .

Но Степан ничего не смог сказать. Он пролежал в больнице какое-то время, но так как при падении у него повредился позвоночник и были задеты какие-то важные нервы, Степан остался полностью парализованным и немым. Через два месяца мать забрала его домой все в том же состоянии. Милиция больше нас не беспокоила, и мы зажили по-прежнему. Первое время я еще чувствовала себя крайне нервно, но потом, убедившись, что Степан может долгие годы оставаться в таком виде, понемногу успокоилась. Мы договорились с Лизой, что никогда не будем вспоминать о том, что произошло. Но она удивила меня, сказав как-то: