Антон Барановский - Воробей-пенсионер

Как выращивать трехдневного птенца, голого и слепого, весом около пяти граммов?

Во-первых, его надо постоянно греть. Положив в маленькую стеклянную баночку мягкую ткань, я посадил туда воробьенка, а саму баночку на веревочке повесил на шею под одеждой. Так предстояло прожить неделю, пока питомец не оперится и не сможет сам регулировать температуру тела. Самое главное здесь – внимательность, причем даже ночью, во сне.

Во-вторых, птенца надо постоянно кормить. Если бы он рос в гнезде, то получал бы порцию корма один раз в пять-двадцать минут в течение всего светового дня. Так пришлось кормить и своего питомца. Его рацион в этом возрасте – насекомые. У меня воробьенок отлично рос на диете из тараканов и муравьиных яиц, иногда удавалось найти для него гусеницу. Через несколько дней можно было уже давать понемногу и хлеб, сперва размоченный в молоке.

После каждого четвертого-шестого кормления приходилось удалять из баночки экскременты птенца. Они выделяются в специальной оболочке, чтобы взрослая птица могла, не запачкав гнездо и себя, аккуратно выбросить ненужный предмет. Для этой цели у меня использовался тот же пинцет, что и для кормления.

Воробей быстро развивался. Вскоре он покрылся перьями, а на восьмой день отказался сидеть в баночке. Настало время переселяться в клетку. Есть сам он еще не умел, и приходилось продолжать кормление с пинцета. Это был самый трудный период. Если раньше можно было куда-нибудь пойти, взяв с собой баночку с птенцом, то теперь нужно было постоянно находиться около клетки. Правда, кормить уже можно было реже – раз в два-три часа, хотя и большими порциями. Вскоре воробей стал понемногу есть и сам, но регулярно просил его подкормить. Интересно, что попытки самостоятельного питания начинались тогда, когда он в общем-то был сыт. После очередного кормления с пинцета птенец внимательно рассматривал разложенный на полу клетки корм и что-то пытался клевать. Будучи голодным, он прекращал эти попытки и затрачивал всю энергию на привлечение внимания человека-кормильца. Такое поведение нам более знакомо, чем кажется на первый взгляд. Если нужно освоить новый способ действий, то куда спокойнее заниматься этим в часы досуга, когда никто не торопит, чем в тот момент, когда уже немедленно требуется результат.

В комнате, где стояла клетка, были и другие птицы. Рядом находился большой вольер, высотой до потолка. Воробей с интересом наблюдал за соседями, по-особому задирая и поворачивая голову, так что его подбородок был направлен чуть ли не в потолок. Такого движения у других воробьев я не замечал. Интересно, что и много лет спустя он иногда его воспроизводил, особенно разволновавшись по какой-нибудь причине.

Через неделю после переселения в клетку птенец уже освоил самостоятельное питание и был переселен в вольер, где жили волнистые попугайчики и кореллы.

В литературе, особенно научно-популярной, по этологии уже стало классическим рассматривать проблему запечатления, или импринтинга. Приводят множество примеров, как птицы и другие животные, выращенные с младенчества человеком, потом рассматривают его как полового партнера, а себя считают принадлежащими тоже к виду людей. Возможно, так иногда и бывает. Однако опыт любителей птиц показывает, что как правило все происходит совсем по-другому. Тем не менее, подобного рода литература продолжает издаваться и переиздаваться.

…В одном из иностранных научных журналов был описан любопытный случай. В городе о большое окно разбился непонятно как там оказавшийся селезень кряквы и упал на соседнюю крышу. Пролетавший мимо другой селезень, увидев труп, подлетел и долго спаривался с ним, после чего продолжил свой путь. По аналогии с литературой об импринтинге, на основании этого случая нужно теперь всех уток считать некрофилами, да еще и с ненормальной ориентацией…

Как и многие другие выращенные человеком птенцы до него, и как будет после, мой воробей отлично разобрался, кем является он сам, а кем – окружающие самые разнообразные живые существа. Он явно не считал врагами никого из людей, но в отношении незнакомых всегда сохранял дистанцию. Впрочем, как и другие клеточные птицы, воробей отлично понимал значение решетки. Если между ним и человеком имелась стенка клетки, он спокойно сидел в пяти сантиметрах от нее. Стоило незнакомцу открыть дверцу, как воробей тут же отдалялся, хотя и без особого опасения. Он явно помнил, кто его выкормил, и отличал этого человека от остальных. Охотно брал у меня корм из рук, позволял приблизить к себе даже засунутую в клетку руку на 5-10 сантиметров. Никто из птиц не любит, когда их берут в руки. Ведь при этом нарушается расположение сотен перьев, и потом надо их снова раскладывать в нужном порядке. Не любил этого и мой воробей. Однако чужих людей, державших его в руке, он довольно больно клевал и выражал свое возмущение (а вовсе не страх, так как испуганный воробей кричит совсем иначе) громким злым чириканьем. Если его брал я, он молчал и не клевался, однако было видно, что удовольствия это ему не доставляет. Поэтому я почти и не брал воробья в руки.