Джеймс Хэрриот - Собачьи истории

В октябре, когда деревья вокруг фермы Джека запылали золотом и багрецом, он как-то перехватил меня на шоссе.

– Вы на минутку к Рипу не заглянете? – спросил он тревожно.

– Он, что, заболел?

– Да нет. Охромел чуток, только не пойму отчего.

Далеко идти мне не пришлось – Рип всегда вертелся возле хозяина, – но у меня сжалось сердце: он заметно волочил правую переднюю ногу.

– Что случилось? – спросил я.

– Коров сбивал, ну, одна возьми да и стукни его в грудь копытом. Хромает он все больше, а я ничего неладного в ноге нащупать не сумел. Загадка какая-то.

Пока я ощупывал его ногу от лапы до плеча, Рип энергично вилял хвостом. Ни раны, ни повреждения, ни каких-либо признаков боли… но едва мои пальцы коснулись первого ребра, как он взвизгнул. Поставить диагноз было нетрудно.

– Радиальный паралич, – сказал я.

– Ра… что это?

– Радиальный, или лучевой, нерв проходит над первым ребром, и копыто, очевидно, повредило его вместе с ребром. В результате разгибающие мышцы вышли из строя, и он не может выносить ногу вперед.

– Чудно, – буркнул фермер и провел ладонью по густой шевелюре, по белой сетке морщин на щеке. – А он поправится?

– Дело очень затяжное, – ответил я. Нервная ткань регенерирует медленно – неделями, а то и месяцами. Лечение практически не помогает.

Фермер кивнул.

– Ну, так подождем. Хорошо хоть (его лицо вновь озарилось улыбкой), что он и хромой может коров собирать. Без работы он бы совсем извелся. Рип, он свою работу любит.

На обратном пути к машине Джек вдруг ткнул меня локтем и приоткрыл дверь сарая. В углу на ворохе соломы сидела кошка, окруженная котятами. Джек поднял двоих малышей и положил их на свои заскорузлые ладони.

– Вы только поглядите, прелесть-то какая! – Он прижал котят к щекам и засмеялся.

Заводя мотор, я почувствовал, что должен его как-то ободрить.

– За Рипа, Джек, особенно не тревожьтесь. Обычно такие параличи со временем проходят.

Но не у Рипа. Через несколько месяцев хромал он по-прежнему, и мышцы ноги заметно атрофировались. Видимо, нерв пострадал сильно, и симпатичный пес был обречен до конца своих дней ковылять на трех ногах.

Джек никакого значения этому не придал и упрямо утверждал, что Рип все равно отлично работает.

Катастрофа разразилась в воскресное утро, когда мы с Зигфридом сидели в приемной, распределяя вызовы. Дверь на звонок открыл я и увидел перед собой Джека с Рипом на руках.

– Что случилось? – спросил я, – Ему хуже?

– Нет, мистер Хэрриот, – хрипло ответил Джек. – Тут другое. Опять его брыкнули.

Мы осмотрели пса на операционном столе.

– Перелом большой берцовой кости, – определил Зигфрид. – Но признаков внутренних повреждений нет. А вы не знаете точно, как это произошло?

– Нет, мистер Фарнон. – Джек покачал головой. – Он на улицу выскочил, и его машина сшибла. Он ползком во двор…

– Ползком? – с недоумением переспросил Зигфрид.

– Ну, да. Больная-то нога у него на этой же стороне.

Мой партнер надул щеки.

– А, да. Радиальный паралич. Я помню, Джеймс, вы мне про него рассказывали. – Его взгляд сказал мне, что думает он то же, что и я. Перелом и паралич на одной стороне – комбинация смертоносная.

– Ну, что же, продолжим, – пробормотал Зигфрид.

Мы наложили гипс, и я открыл дверцу старой машины Джека, чтобы он мог поудобнее уложить Рипа на заднем сиденье.

Джек улыбнулся мне в окошко.

– Я сейчас семейство в церковь повезу, так и за Рипа помолюсь.

Я проводил взглядом его машину, а когда она скрылась за углом, повернулся и увидел, что рядом стоит Зигфрид.

– Очень хотелось бы, чтобы чертова кость срослась, – произнес он задумчиво. – Джек ведь неудачу близко к сердцу примет… – Он повернулся и потер свою старую медную дощечку, прикрепленную теперь прямо к стене. – Удивительно светлой души человек. Помолится за собаку! Что ж, если верить Колриджу, молитва его должна быть услышана. Помните, как это там? «Сильней молитва тех, кто сердце отдает созданьям всем, большим и малым»?

– Да, – сказал я. – Это про Джека.

Шесть недель спустя Джек приехал с Рипом снимать гипс.

– Накладываем мы куда быстрее, чем снимаем, – заметил я, орудуя маленькой пилой.

Джек засмеялся.

– Да уж! Твердая штука.

Эту работу я никогда не любил, и мне казалось, что прошел чуть ли не час, прежде чем я раздвинул белый цилиндр и осторожно отделил его от шерсти, Потом ощупал место перелома, и сердце у меня налилось свинцом. Не срослось! К этому времени там должна была бы образоваться спасительная мозоль, но под моими пальцами концы кости сдвигались и раздвигались, словно на дверной петле. Как будто и не было этих полутора месяцев.