Селия Хаддон - Рыжий бродяга Тоби. Кот, подаривший утешение в самые трудные дни

Тоби всегда был готов к ласкам. Он падал на спину, задирал лапы и подставлял мне животик, как только я оказывалась поблизости. Живот у него был бледнее ярко-рыжей спинки. Я стала его аккуратно вычесывать, каждый раз собирая целые пригоршни мертвой шерсти, однако кот все еще выглядел весьма непрезентабельно. С колтунами я разобраться еще не успела.

Шерсть Тоби на ощупь была какой-то мыльной. Если бы он был собакой, я бы его вымыла. Кот чувствовал себя гораздо лучше, но до конца еще не освоился. То, что он плохо ухаживал за собой, говорило о сохранившемся стрессе. Помню, когда я только взяла Тилли в дом, она несколько месяцев пряталась под кроватью и ухаживать за собой начала лишь тогда, когда почувствовала себя абсолютно уверенно. Повышенная жирность шерсти Тоби могла быть связана и с тем, что он жил под машиной, где на него могло попадать машинное масло. Может быть, его шерсть имеет такой противный вкус, что ему просто не хочется вылизывать себя?

Даже чистый и пушистый хвост не был в идеальном состоянии. Сначала я его не расчесывала, потому что он показался мне вполне чистым, но когда я все же взялась за щетку, вместе с отмершей шерстью на пол посыпались черные крошки. При ближайшем рассмотрении оказалось, что под пушистым мехом скрывается слой обычной грязи. Тоби был страшно грязным.

Когда я открыла дверь спальни, чтобы выпустить кота на экскурсию, он осторожно вышел, вытягивая задние лапы, и медленно затрусил по коридору. Походка Тоби была какой-то странной. Ему было интересно, но в то же время он оставлял себе возможность для отступления. Я могла бы легко его поймать.

Тоби никогда не сопротивлялся, не кусался и не царапался. Стоило мне протянуть руку, и он тут же начинал кататься, всячески демонстрируя свою готовность к общению.

Когда-то, видимо, он был милым котенком, которого любили и с которым играли.

Ветеринар сказал мне, что Тоби, скорее всего, года два. Что же могло случиться, чтобы счастливый, маленький котенок превратился в несчастного, голодного кота? Бедный Тоби чуть не умер с голода, его желудок не справлялся с нормальной пищей, а шерсть свалялась в жирные комки. Если бы Гейнор не заметила, как он поедает пищу для ежиков, Тоби так и умер бы.

– Я всегда думал, что умру молодым, – заметил Ронни, когда мы обсуждали короткую и до сегодняшнего дня абсолютно несчастную жизнь Тоби. – Война… Да, и мама моя умерла, когда мне было всего четырнадцать… Удивительно, что я до сих пор жив. Не могу поверить, что дожил до таких лет.

Когда я спросила мужа, как он справляется со своими болезнями, болями (несмотря на морфин) и слабостью, то была уверена, что он станет рассказывать мне о своих страданиях. Но ответ меня удивил.

– Боль – это естественный атрибут жизни, и с этим нужно мириться. Начинаешь много спать, потому что сон приносит облегчение, да и вообще это приятно. Начинаешь испытывать благодарность за простые радости – теплоту и терпение со стороны других людей. Начинаешь ценить человеческую доброту и готовность помочь.

Когда рак стал брать свое, Ронни изменился. Раньше муж порой нетерпимо относился к некоторым людям – ему быстро наскучивали. С теми, кто ему не нравился, он старался не общаться, хотя и был всегда вежлив и добр с ними.

– Я стал ценить мелочи – улыбки в больницах и супермаркетах. Посторонние люди видят, что я страдаю, и стараются мне чем-то помочь.

О некоторых мелочах Ронни помнил очень долго. Один такой случай произошел, когда я привезла мужа в больницу для осмотра. Тогда он еще мог выйти из машины и на ходунках дойти до больницы. На это уходило много времени, но Ронни предпочитал ходить, а не пользоваться больничными инвалидными креслами.

Представляете, насколько он был слаб, если гордился тем, что способен дойти до кабинета врача?! Военный репортер, который всегда стремился в самые горячие точки и никогда не прятался за спины других, превратился в больного человека, с трудом преодолевающего больничный коридор. Во время одного такого похода перед ним шла грязная, беззубая женщина лет сорока. Заметив, что он идет за ней, она задержалась в дверях, чтобы они не захлопнулись перед ним.

– Выглядела она неважно, – вспоминал Ронни. – Думаю, она даже была пьяна. Но, придержав двери, она назвала меня «дорогушей». Это очень много для меня значило. А еще доктор в плевральной клинике, который забрал у тебя кресло и покатил меня сам. Теперь я всегда обращаю внимание на такие мелочи.