Хелен Браун - Боно. Удивительная история спасенного кота, вдохновившего общество

– Познакомься с Бель Эми, – сказала Микейла, протягивая мне белую кошку с серо-желтыми пятнам и очаровательным розовым носиком. – Я взяла ее котенком в 2003 году. Это моя королева обнимашек, правда, девочка? По ночам она спит у меня между коленями.

Я прошла за Микейлой в спальню, где в ногах кровати на одеяле растянулся белый кот с черными отметинами и пушистым хвостом, по имени Алькатрас.

– Вот Алькатрас, – сказала она. – Он попал к нам, когда ему было только шесть недель, еще в 2008 году. Это его личное одеяло. Он каждую ночь спит здесь у моих ног. Он очень легковозбудимый. Он у меня помешан на почесывании за ушком.

К нам несся маленький бело-рыжий тигренок.

– Смотрите, вот и Рейнджер!

– Она хозяйка в доме, правда, Рейнджер? – сказала Микейла, подхватывая кошку на руки. – Она считает своей обязанностью разорвать в клочья все бумажные полотенца и всю туалетную бумагу на своем пути, правда, девочка моя?

С тех пор, как Рейнджер переехала к ним в 2014 году, она все время спит у левого плеча Микейлы, достаточно близко, чтобы невзначай пожевать ее волосы.

Это заставило меня задуматься, как я смела жаловаться на то, что на мне спит один кот. Микейла просто закапывается в них по ночам.

За то время, что мы дочиста вылизали свои тарелки, небо потемнело, и город засверкал разноцветными огнями. Это был такой прекрасный вечер, наполненный любовью и счастьем, что мне даже захотелось схватить его и закупорить в бутылку, как мама закупоривала персики. Но я наконец начала понимать, что важной частью искусства жизни является умение с благодарностью отпускать чудесные моменты (а также не чудесные). Я поблагодарила всех и собралась уходить, когда Моник спросила, не хочу ли я остаться с Боно наедине на несколько минут. Я быстро согласилась и спустилась с ней вниз на лифте.

– Проходите, – сказала она, отпирая дверь. – Я подожду здесь.

Когда я вошла, Боно дремал в картонной коробке.

– Привет, дружище, – сказала я, наклонившись и медленно приближаясь к нему.

Он встряхнул сонной головой. Я спросила, помнит ли он Лидию и нашу потрепанную старую студию.

– Сейчас ты живешь как король, да? – спросила я, протягивая руку. Он поднял свой королевский подбородок, чтобы я смогла его почесать.

– А тот раз, когда ты залез в камин? – сказала я, и слезы неожиданно полились из глаз. – О чем ты тогда думал?

Боно опустил голову и звонко замурлыкал. Я провела рукой по пышной шерсти вдоль его позвоночника и с радостью обнаружила, что острые края его грудной клетки больше не выступают.

– Неважно, что ты не узнаешь меня, – всхлипывала я, утирая слезы с подбородка. – Я так счастлива за тебя.

Я поцеловала его макушку и встала. По пути к дверям, где меня ждала Моник, что-то заставило меня обернуться и бросить последний взгляд.

Некоторые говорят, что коты показывают свою любовь к людям, медленно прищуривая глаза, – это называется поцелуй глазами. Когда Боно поднял на меня взгляд и подмигнул мне своими совиными глазами, между нами пробежал электрический разряд. Он посылал мне золотые нимбы любви, и я поняла, что он не забыл время, которое мы провели вместе, и благодарен мне за свою новую жизнь. И тогда я услышала слова, которые не ожидала и не надеялась услышать, но они явственно донеслись до меня, произнесенные мягким голосом: «Теперь ты можешь ехать домой».

После моей второй поездки в Нью-Йорк стали происходить странные события. Прежде всего, исчезли муравьи. Не знаю, чем это объяснить, кроме того, что они пробыли с нами столько лет, что я даже забыла ненавидеть их, что доказывает мою теорию, что враги питаются ненавистью.

Во-вторых, благодаря сеансам физиотерапии и пилатесу мое колено пришло в норму.

А затем мы сделали то, на что я клялась никогда не соглашаться. Мы осуществили мечту Филиппа о покупке дома на пляже с моторной лодкой впридачу. Это покосившаяся лачуга, построенная еще в 1960-е, на острове Филлипа (с двумя «Л», в отличие от имени мужа). Остров находится в двух часах езды от Мельбурна, он никогда не был фешенебельным курортом, что я отношу к его достоинствам. Несмотря на то что размерами он превосходит Манхэттен, здесь постоянно живет только 11 000 человек. Как и Манхэттен, он соединен с материком – в данном случае одним мостом длиной 640 метров. Как и в Нью-Йорке, на этом острове приемлема некоторая степень эксцентричности. Можно смело утверждать, что на этом сходство заканчивается.