Мария Гудаваж - Доктор Пес [Как наши лучшие друзья становятся нашими врачами] [litres]

Ничто не готовило Стива к этой работе – ответственного за логистику в эвакуационном пункте военной похоронной службы. Бóльшую часть своей карьеры он занимался транспортом. В основном работал с бумагами. Когда ему сказали, что он будет отвечать за логистику в Кувейте и Ираке по контракту, который продлится с осени 2007 по весну 2008 года, он решил, что будет как обычно отслеживать перевозки личного состава и военной техники. О трупах никто не говорил. Но похоронная служба, входящая в состав хозяйственных подразделений сухопутных войск, нуждалась в сотрудниках, они попросили десантников подключиться, и Стив со своей небольшой командой вызвались помочь. Он возглавил логистику.

Стив убеждал себя, что, если смотреть на эту работу просто как на очередные перевозки, ему будет легче с ней справляться. Это просто еще одна разновидность учета, которым он занимался уже много лет. И это почетно – доставлять тела погибших домой к родным.

Трупы часто попадали к ним прямо в повязках, со жгутами, капельницами и прочим медицинским инвентарем, с помощью которого их пытались спасти. Такие столкновения с совсем недавней смертью сильно выбивали Стива из колеи. Но он держался. Ему надо было обыскать их на предмет наличия боеприпасов, неразорвавшихся снарядов, а также любой важной информации. Приходилось заглядывать во все карманы (и почему на военной форме их так много?). Он заносил в инвентарный список все, от обмундирования до личных вещей: обручальных колец, фотографий, сувениров на удачу, четок и писем.

Письма были хуже всего. Каждый раз, обыскивая тело, он молился, чтобы не попалось письмо. «Если я погибну», – так обычно они начинались. Сама мысль о том, что человек сознавал близость смерти, поэтому взялся писать, и что вскоре этот листок попадет в руки убитых горем жены, матери, отца или ребенка, сводила его с ума. Однако Стив был обязан прочитывать все письма из соображений безопасности. Он старался просто пробегать их глазами, обращая внимание только на то, чтобы там случайно не выдавались секретные сведения, и не останавливаясь больше ни на чем.

Ему хотелось точно так же лишь пробегать взглядом по лицам покойников, а не смотреть на них, но они как будто навеки отпечатывались у него в мозгу. Стоило ему закрыть глаза, и они вставали перед ним.

Стив не мог дождаться момента, когда их отправят домой, и все это останется в прошлом.

Но лица в его воображении не признавали международных границ. Они так впечатались в память, что вернулись со Стивом домой после отставки. У себя в Уилмингтоне, в Северной Каролине, он спал всего по 2–3 часа за ночь. Во сне у него перед глазами заново вставали картины ужасов, которых он навидался за прошлые 7 месяцев. Иногда в его сновидения врывался живой стрелок и будил его. Пробуждение приносило облегчение. Он не хотел снова засыпать.

Прошел год. Два. Три.

Стив постоянно ощущал гнетущую усталость. Сильно раздражался. Ссорился с женой, отдалился от детей. Жена говорила детям: «Будьте осторожнее, еще неизвестно, в каком настроении папа сегодня проснулся». Он чувствовал себя ужасно оттого, что это была правда, но одновременно и злился на них.

Стив не мог понять, почему все время испытывает злость. Это было совсем на него не похоже. Он говорил жене, что хочет избавиться от злых чувств, снова стать таким, как раньше. Она пыталась ему объяснить, что война его изменила и что, по ее мнению, у него посттравматическое стрессовое расстройство.

Но Стив был уверен, что у него нет этого синдрома. Он не проходил через то, что повидали бедняги, оказавшиеся в конце концов у него на столе. Он просто делал работу далеко за линией фронта. К тому же, после первого контракта в Ираке в 2003 году все у него было в порядке. Жена напомнила Стиву, что тогда он занимался обычной логистикой, а не переписывал трупы.

Только в 2011 году в госпитале для ветеранов Стиву, наконец, диагностировали посттравматический синдром. Он оказался в числе 11 и 20 % военнослужащих, участвовавших в первой и второй военных операциях в Ираке, получивших такой диагноз. (Среди участников войны во Вьетнаме это число еще выше – 30 %).

Хотя Стив и понимал, что он тут не одинок, ему не хотелось в этом себе признаваться. Ведь до сих пор он как-то умудрялся скрывать свою болезнь даже от себя самого.

Прошло два года, пока он признал, что диагноз ему поставили верный. Он писал заметку о посттравматическом синдроме на уроке английского и, пока его пальцы бегали по клавишам, внезапно осознал, что рассказывает о себе. Он вернулся в госпиталь для ветеранов, где ему выписали лекарство и назначили психологическое консультирование. Ни то, ни другое не помогало. Консультации ему совсем не нравились, а лекарства лишали последних сил.