Джон Кац - Собака, любовь и семья

Каждое выступление длилось около получаса. Сияющая Кэролин, радовавшаяся каждой возможности показать свое древнее искусство, выпускала овец и посылала собаку отогнать их на несколько сотен ярдов вверх по заросшему травой холму, а затем отправляла вторую, — чтобы собрать овец и привести их обратно в загон.

Дейв — вожак и коренной шотландец — был главным и заслуженным действующим лицом в этом спектакле; он повиновался каждой команде Кэролин, отданной голосом или с помощью свистка. А я объяснял аудитории, что происходит.

Зрелище, состоявшее из достаточно примитивных трюков, производило на публику неизгладимое впечатление. По толпе проносился возбужденный шепот: зрителей поражало, с какой легкостью Кэролин управляет собаками, приказывает им повернуть налево или направо, развернуться или лечь на землю, как будто держит в руках пульт дистанционного управления. Собаки действовали слаженно и молниеносно; овцы, создавая необходимую атмосферу, блеяли и старались ухватить побольше травы.

— Господи, — прошептала одна из женщин, стоявших рядом со мной, — а я-то девять лет не могу заставить своего пса просто выполнить команду «сидеть».

После окончания хоккея на траве или состязания ткачей, публика расходилась, не задерживаясь. Но Кэролин зрители обступали стеной. Они единодушно восхищались ее собаками и сожалели о том, что им самим не посчастливилось работать с такими умными животными. Те из зрителей кому уже случалось видеть бордер-колли и других пастушьих собак за работой — в Европе или одном из западных штатов, — в один голос уверяли, что никогда не забудут этого зрелища. Это было здорово. Похоже, публика воспринимала собак Кэролин, да и моих заодно, как нечто сверхъестественное.

Учитывая обширный арсенал развлечений, доступных большинству американских семей, странно, что работа собак, гонящих по лужайке овец, представляется им таким захватывающим зрелищем. Впрочем, может быть, в этом нет ничего удивительного. Вероятно, людей подкупала возможность увидеть нечто необычное, окунуться во времена, когда человек и собака в буквальном смысле не могли обходиться друг без друга, будучи связаны друг с другом не только эмоциями, но и совместной работой.

Думаю, в качестве ответа на этот вопрос можно привести слова одной из зрительниц: «Глядя на них, я почему-то задумалась о том, зачем нам нужны собаки, откуда они взялись и как давно начали помогать человеку».

Как бы там ни было, наблюдая за тем, как овцы перебегают вверх и вниз по склону холма, останавливаясь, чтобы пощипать траву, а Кэролин дует в свисток и командует: «Ко мне» или «Вперед», и собаки послушно гонят стадо, толпа так дружно ахала и охала, как будто по склонам разъезжал луноход.

Мои собаки тоже грелись в лучах славы. Почти каждый из зрителей старался погладить их или окликнуть по имени. Гомер принимал восторги, но держался безразлично, — его интересовали только овцы. Он мог целыми днями сидеть у загона, не сводя с них глаз, с нетерпением дожидаясь своей очереди поработать. Девон, как обычно, нервничал и не отходил от меня ни на шаг.

Когда настало время третьего, заключительного выступления, мы все немного устали, в том числе и собаки. Хотя стояла ранняя осень, солнце еще ощутимо припекало, было душно. Гомер терпеливо сидел возле изгороди, дожидаясь, когда можно будет приступить к делу.

Небольшой отряд волынщиков — их музыка служила сигналом к началу нашего выступления — прошел мимо огромного мужчины, несущего на плечах нечто, напоминающее телеграфный столб. (Позднее оказалось, что это и был телеграфный столб).

Пока я готовил микрофон, на подъездной аллее показался небольшой желтый фургон. Он медленно пробрался сквозь толпу и остановился за моим грузовиком. Две женщины средних лет в джинсах и кроссовках выпрыгнули из кабины и открыли боковые дверцы.

Из фургона вышла группка ребятишек из интерната для неполноценных детей.

Среди них было несколько тяжелых инвалидов, остальные страдали умственной отсталостью, трое передвигались в инвалидных креслах. Группа двинулась в нашу сторону.

Один из детей — тот, что сидел в кресле, — подъехал прямо к нам. Вскоре я узнал, что его зовут Джои и ему двенадцать лет. Он заметил Девона и начал выкрикивать что-то невнятное. «Собака, собака!» — во всяком случае, так мне показалось. Мальчик не выглядел испуганным, скорее возбужденным. Его круглое лицо обрамляли белокурые волосы, на нем была поношенная коричневая бейсболка, синие кроссовки и джинсы и майка с изображением Микки Мауса. В руках он крепко сжимал плюшевую игрушку и производил невероятный шум.