Геннадий Абрамов - Дай лапу

Я понес на площадку мусорное ведро, дверь по привычке не затворил и вдруг слышу:

— Ой! Она удрала!

— Кто?

— Франсуаза.

Я не заметил, как она проскользнула. Обежать меня по ступенькам вниз она вряд ли могла, стало быть, по кошачьей привычке, дунула вверх. Я бросил ведро — и за ней.

— Не валяй дурака, Франсуаза!

Седьмой этаж, восьмой. На площадке пусто. Странно, куда ее черти понесли?

Над двенадцатым — необъятных размеров технический. Вход, конечно, свободный. Дверь размозжена в щепки. Внутри, на прострел, что на восток, что на запад, долгое загаженное пространство. Запах хлева, собачей и кошачьей мочи, мусор, объедки, приметы человеческой низости.

— Франсуаза, здесь же нечем дышать!

Волглые сумерки. Пугливая тишина. По всем приметам — незаконный кошачий публичный дом.

— Совесть у тебя есть? Даже вещи не успели распаковать.

Ни шороха в ответ, ни возмущенного писка. Обшарив и это неприглядное помещение, я по металлической лестнице поднялся на крышу.

Небо рядом, рукой можно потрогать. Лучшего места для любовных свиданий нельзя и вообразить. И для мазуриков, кстати, тоже. Люки выломаны чьей-то недрожащей рукой — спускайся отсюда в любой подъезд, на выбор, грабь и смывайся через соседей. Я исследовал все закоулки, обошел, как памятники, вентиляционные шахты — Франсуаза, глупенькая, не откликалась. Вот что делать? Исчезла. Нет нигде.

— Кис, кис!..

Тем же путем сбежал вниз, на первый этаж и стал прочесывать подъезды один за другим, взывая к человеколюбию, жалости, до обморока пугая жильцов. В лучшем случае меня принимали за афериста, придумавшего примитивный обман, но только не за убитого горем хозяина, разыскивающего пропавшую кошку.

Вернулся с тяжёлым сердцем.

— Не появилась?

— Нет.

Лена расстроилась необычайно.

— Явится, — успокаивал я не только ее, но и себя. — Тут ей не деревня. Городские цацкаться с ней не будут, быстренько холку надерут. Сама примчится как миленькая.

— Ты думаешь?

— Уверен.

Тем не менее вечер получился траурным. Какими бы делами не занимались, о чем бы ни говорили, с неизбежностью выруливали на побег Франсуазы. Чем не угодили, убей — не пойму.

Ночь Лена практически не сомкнула глаз. Ей чудился знакомый голос, она вздрагивала, перелезала через меня, переступала через пьяного Миньку и распахивала настежь дверь:

— Франсуаза, ты?

— Нет, не я, — всякий раз бесстрастно отвечала ей, помедлив, примороженная лестничная клетка.

На следующий день мы поехали проведать красавца нашего, годовалого внука. Соскучились, давненько не виделись. Потрясающий парень растет, любимец наш, будущий Ломоносов, полководец Суворов, Майкл Джордан — задатки в наличии, воспитывай, не ленись, твори, кого пожелаешь. О Франсуазе мы ему, конечно, ни-ни. Вернулись к вечеру, потемну, как всегда обогащенные после общения с человеком, еще не умеющим притворяться. И у подъезда, возле дома, разом вздрогнули, услышав кошачий плач. Лена сказала:

— Это она.

— У нашей меццо-сопрано, а тут мужской бас.

— Просто охрипла.

Я переступил через ограду замусоренного палисадничка и попробовал посмотреть.

— Франсуаза — ты что ли?

Освещение было неважным, только от окон первого этажа. Какая-то черная кошка, съежившись, сидела и ныла, жалуясь на судьбу. Однообразно, горько и неостановимо. Шикарных белых усов я не обнаружил, не было и теннисных носочков на лапах.

— Нет, — говорю, — я такую не знаю.

— Это она.

— Ничего общего.

— Франсуаза.

— Ну, Лен. Мало ли вокруг ненормальных кошек?

— Иди ко мне. Франсуазочка. Милая ты моя. Иди к мамочке. Ну, не бойся.

Кошка простужено кашлянула и примолкла. Что-то ее напугало. Она прошмыгнула мимо нас и проворно юркнула под машину.

— Видел?

— Что?

— Она под нашей машиной.

— Ну, Лен. При чем здесь машина?

— При том.

— Не понимаю. У Франсуазы манишка. И фрак. Голос нежный. С нею можно договориться. А эта? Давай ее поужинать пригласим? А, киска? Если ты действительно Франсуаза. Пойдем с нами? Миньку разбудишь. Лена тебе рыбку пожарит, как обещала.

В ответ — нервный басовитый мявк.

— Плевать ей на нас.

— Она.

— Франсуаза! Последний раз спрашиваю: ты там или не ты? Ответь. Не строй из себя обиженную. Идешь с нами ужинать? А то я твою порцию Миньке отдам.

— Ррр, брырр, мырр.

— Убедилась?

А утром, когда мы с Минькой еще нежились в постели, рассказывая друг другу сны, Лена с улицы влетела в квартиру, растрепанная и перевозбужденная, реваншистски настроенная, и вбросила кошку в коридор.