Мартин Кин - Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина

«Когда мамочка вернется?»

— Ты не могла бы помолчать, пока я читаю «Отче наш»?

Церковь Апостола Павла, построенная в конце XIX века, — настоящий собор в романском стиле. Из-за углубленного прямоугольного дизайна возникает ощущение, будто ты в попал в дирижабль. В противоположном от входа углу находится Стэнфордский Белый алтарь с каменными статуями и трубами готического органа. Боковые алтари и апсиды выполнены в филигранном барочном стиле. Атмосфера этого места такова, что каждый раз, когда я сюда попадаю, у меня появляется чувство, будто я стою на пустом футбольном поле на рассвете в самом конце зимы. Даже когда церковь переполнена, ощущение открытого пространства удивительным образом сохраняется. Здесь есть свой час пик: примерно в десять утра собор наводняется прихожанами и туристами. Месса с хором для меня — самое яркое переживание недели. Тут талантливейшие в мире певчие. По красоте их голоса могут сравниться только с закатом в горах.

Какофония из лая и подвывания ничуть не помешала преподобному Гилу прочесть молитву святому Франциску и краткое поэтичное назидание:

— Да будут благословенны эти животные, привносящие в нашу жизнь столько радости.

Препоручая нам себя, они возвращают нас к духовной сути.

Они — плоть от нашей плоти, единые с нами в любви.

Как учил святой Франциск, они — зеркало Господней любви к человеку.

Любовь едина для всех.

Она возвышает нас, очищает и делает цельными.

Обычно отец Гил не склонен к пышной словесности. Его проповеди краткие, прагматичные и ясные. Записывать необязательно.

Многие животные дожидаются благословения на руках у детей. На мой взгляд, дети еще слишком малы, чтобы понимать происходящее… Не обходится и без абсурда. К алтарю подходит женщина и протягивает кости своей умершей собаки — такие обгорелые, что я, стоя рядом, чувствую исходящий от них запах огня… Но все это почему-то вдохновляет нашего пастыря.

Отец Гил стал кропить животных святой водой. Пробиваясь через орущую разношерстную (в прямом смысле этого слова) толпу, он являл чудеса меткости.

— Какой большой мальчик! — произнес преподобный, подойдя к Холе.

— Это девочка, прошу прощения.

— Какая красавица.

— Спасибо, — сказал я. — Она приобщилась к вере недавно.

— Прекрасно.

И Хола получила двойную порцию священной влаги.

Пару секунд она стояла озадаченная — и только потом вспомнила, что ненавидит воду.

За день до выставки я решил, что лучший способ подготовить Холу — вымотать ее до такого состояния, чтобы она безразлично взирала на царящий вокруг хаос, пока восторженные посетители будут чесать ее за ухом.

То есть таков был мой план, но…

Даже в лучшие дни, когда, казалось бы, прогресс был очевиден, меня не оставляло чувство, знакомое Холли Винтер (она сказала так об одном из своих многочисленных аляскинских маламутов):

«В действительности он лишь принимал к сведению мои пожелания».

И все же план надо было выполнять. Поэтому я надел на Холу ошейник и повел на север, к Нью-Йоркскому Пресвитерианскому госпиталю, и далее — к Институту неврологии, где мне определенно стоило полечиться. Нам пришлось пройти сквозь толпу подозрительно юных медиков-практикантов в запачканных врачебных халатах. Мы уже возвращались обратно, повторяя на ходу команды, когда мое ухо уловило тихий треск. Хола вздрогнула, но уже в следующую секунду принялась бодро обнюхивать штабель мусора, который на 159-й улице почему-то зовется тротуаром.

Но она хромала.

Правая передняя лапа едва выдерживала вес ее тела. Я уже видел такое, когда ей на лапу попала соль — зимой солью был засыпан весь Манхэттен. Хола тогда вообще не могла двинуться, пока я не извлек крупинки, застрявшие между пальцев.

Внимательно осмотрев лапу, заноз я не нашел. Хола хромала все больше. Кое-как мы доковыляли до дома, и на всякий случай я провел дезинфекцию, хотя при более внимательном рассмотрении не обнаружил ни царапин, ни сыпи, ни ушибов.

Поздравляю, Марти, ты сломал лапу своей собаке… Теперь она не попадет на «Познакомьтесь с породой», и не по своей вине.

Пока моя кровь медленно превращалась в желе, Руби вспрыгнула на собачью лежанку и принялась мутузить Холу лапками, словно миниатюрный пекарь в маленьких белых перчатках.

Сидя в ветеринарной клинике в ожидании вердикта врача, я набрал номер Глории и сообщил, что ей все-таки не стоит приезжать на выставку.