Надежда Мосеева - Плохая собака [СИ]

Бип. Бип. Бип.

— Проснись!

Бип. Бип. Бип.

— Я знаю, что ты не спишь!

БИП. БИП. БИП.

— Мне каждый раз этим заниматься?

Бип. Бип. Бип. Бип. Бип.

— Ты даже не умеешь спать!

На этот раз голос почти сорвался на крик. Надо ответить, а то стану свидетелем первого в истории программного сбоя на почве нервного срыва.

— Да. Но я могу переходить в энергосберегающий режим. Диагностика системы и всё такое. Ты бы тоже попробовал. Это полезно.

Я потянулся. Вернее, проверил, работают ли конечности. Это с натяжкой можно было назвать разминкой после сна. Левая задняя лапа барахлила. Уже давно.

— Ты ещё перед зеркалом покрасуйся, — сказал «голос».

А почему бы и нет? Я встал рядом с изогнутой жидкостальной пластиной и полюбовался на своё карикатурное отражение. Как-то не очень. Есть ли пафосные и брутальные позы для четвероногого существа, похожего на меня? Ну, эти самые, чтоб можно было покрутиться перед зеркалом и почувствовать себя мускулистым спасителем галактики, который голыми руками уничтожает армии вооружённых по самые диоды роботов. Я попробовал такую позу изобразить.

— Прекрати страдать… — «голос» замолк.

Тут, очевидно, дали о себе знать программные ограничения. Во имя сохранения культуры общения они блокировали мат.

— Прекрати страдать тем, чем ты сейчас страдаешь.

— Фантомными болями в задней лапе, которые могут быть следствием доселе неизвестного заболевания — артрита шарниров? — спросил я.

— Говорил же. Как только долетим до Станции Семьдесят Восемь, найдём тебе детали для ремонта.

— До неё грёбанных три недели космической пустоты. Вруби гипер.

— Я не буду тратить на это энергию. Её мало.

«Потрясающе. На околосветовой скорости он не летает, так как боится практического подтверждения теории относительности, а уход в гиперпространство, видите ли, слишком много джоулей жрёт».

Вслух я этого не сказал. Ограничился только одним словом:

— Жмот.

— Экономия нам не повредит.

— Тогда увидимся через три недели, — сказал я и перешёл в энергосберегающий режим, в моём лексиконе именуемый «сном».

— Прекрати отключаться, когда я с тобой разговариваю. Ты мне нужен в Кабинете.

— Случилось что-то экстраневероятное, или тебе просто скучно? — спросил я, вновь приводя системы в не совсем боевую полуготовность. — Хотя это одно и то же. Неужели нельзя объяснить всё без моих перемещений через пространство, наполненное непреодолимыми препятствиями и теоретическими опасностями?

— Не неси чушь. Просто иди в Кабинет.

Я вылез из своей ниши-тире-конуры и навострил три лапы к лифту. Четвёртая конечность отказывалась навостряться в нужном направлении. Её приходилось поджимать, чтоб не оказаться на полу в неприличной позе.

Лифт не работал. На моей памяти он никогда не работал. На моей памяти здесь ничего никогда не работало. Я сделал соответствующие приготовления, такие как наложение высокоэзотерического проклятия на человека по фамилии Отис и кратковременной истерики, и полез в шахту лифта.

Хромающий пёс — не такое уж необычное зрелище. Но пёс, хромающий при вертикальном подъёме… Даже с учётом того, что в невесомости нет понятия «горизонтально» (искусственная гравитация, раз так её и раз эдак, была отключена), а я перемещался при помощи когтей и магнитов, это выглядело глупо.

В общем, моя первая реплика при входе в Кабинет была:

— Почини лифт.

— Хоть бы поздоровался.

— Привет, Ори, — миролюбиво сказал я. Пусть и не видел смысла здороваться именно здесь, а не в любом месте на корабле.

— Сколько раз говорить, не называй меня так.

— Здравствуй, о самый великий из великих разумов, совершенный интеллектуально и разваливающийся на части физически, всеведущий Орион Три Тысячи Четыреста Сто Пятнадцать. Можно я в следующий раз не буду добавлять цифры?

В Ори была спроецирована личность капитана этого корабля. Бывшего капитана. Экипаж на звездолёте отсутствовал по прискорбным причинам, подробности которых мне знать не хотелось. Здесь остались только Ори и я. Хотя не совсем так. Вначале «остался» только Ори с возложенной на него миссией. Что-то связанное с поддержанием систем жизнеобеспечения в капсулах криогенной заморозки и полётом до ближайшей обитаемой планеты. Путь оказался долгим. Поэтому после него остался только Ори. И немного сумасшествия.

Но суть не в этом. Суть в том, что у упомянутого капитана была собака, к которой он был очень привязан. Это ощущение передалось и Ори.