Мартин Кин - Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина

— А что, если мы провалимся?

— Неважно, — сказал Кларк. — Этот тест — поступок, достойный уважения. С его помощью ты вернешь доверие Глории. Ты должен его вернуть.

— Провалившись у всех на глазах?

— Ты не понимаешь, — сказал он. — Тебе нужно взять на себя настоящие обязательства, всем про них рассказать, а потом — что самое важное — их выполнить. Гарантирую, Глория будет впечатлена, вне зависимости от результата теста.

— А если она придет и увидит, как мы провалимся?

— В этом и суть, умник. Ты хочешь , чтобы она пришла.

Некоторое время я раздумывал над планом Кларка. Что-то меня в нем смущало. Поступок, достойный уважения… Что тут достойно уважения?

Кларк задумчиво постукивал по подбородку пальцем, на котором до сих пор болталось луковое колечко.

— Могу я дать тебе еще один совет?

— Нет.

— Клянусь, я не издеваюсь и не пытаюсь тобой манипулировать. Даже если сначала тебе так покажется.

— Ну?

— Как ты относишься к кошкам?

— Что?

— И что более важно, как к кошкам относится Хола?

Несколько месяцев назад Глория свалилась с ужасной простудой. Пожалуй, это единственная причина, по которой мне удалось выпросить у нее разрешение осуществить свою многолетнюю мечту — завести кошку.

Я, как бы между прочим, рассказал о своем желании, пока Глория сморкалась. Она сложила платок и спросила:

— Что?

— Я хотел бы завести кошку. Она станет Холе другом. Они могли бы играть, пока я на работе. Хола будет ее воспитывать, покажет, как…

— Ты хочешь завести нашей собаке питомца?

— Не совсем. Скорее… Скорее протеже.

— Ты сошел с ума.

— Это было бы весело, — слабо возразил я. — Больше животных в доме, и все такое…

На мое счастье, простуда пробила брешь в решимости Глории, которая в обычное время выдержала бы сравнение с укрепленным фортом.

— Я не буду заботиться об этой кошке, — сказала она. — Это твоя затея.

— Без проблем. Я сделаю все сам.

— У тебя хоть когда-нибудь… апчхи!.. были кошки?

— В детстве. ВОП. Мы его не кастрировали, так что по всему району бегали его котята. Иногда он возвращался исцарапанным. Настоящий бабник. Это было в семидесятых.

— ВОП? Что это значит?

— Врач общей практики. Терапевт.

— Ну конечно…

Глория вытащила из коробки еще один бумажный платок, с несчастным видом промокнула нос и непонятно к чему изрекла:

— Собаки популярнее кошек.

— В смысле?

— Я не слышала, чтобы кошки вытаскивали детей из горящих зданий. Кошки не спасают заблудившихся в метели. Не переводят слепых по светофору. Они не служат в полиции и ФБР и не защищают наши границы от захватчиков. Хочешь, скажу, почему кошки не так популярны, как собаки?

— Кажется, не хочу.

— Потому что они ничего не делают.

— Неправда, — возразил я. — Ты так говоришь из-за гриппа.

— Бее рабно, — сказала она. — Бде бадо поспать. Апчхи.

Уже выходя из темной комнаты, я расслышал какое-то бормотание из-под одеяла. Невнятное простуженное пророчество:

— Бадеюсь, она полюбит Холу.

В следующую субботу после посиделок в ресторане, которые я окрестил «Завистью к чужому несчастью», мы с Кларком встретились у больницы Рузвельта, неподалеку от его дома в Верхнем Вест-Сайде. Он торжественно передал мне голубую кошачью переноску с маленьким визжащим комочком внутри.

— Мне бы хотелось ее оставить, — произнес он не слишком убедительно, — но у жены страшная аллергия.

— Она всегда так кричит?

— Что ты, нет. Только когда голодна.

Кларк почему-то забыл сообщить, что она голодна всегда (как и ее старшая сестра Хола).

— Как ее зовут?

— Мисс Руби. Но ты можешь называть ее просто Руби.

Я должен был почувствовать запах паленого: эта кошка не успела появиться, а уже начала ставить условия.

Но я легкомысленно взял переноску, сказал Кларку неуверенное «спасибо» и направился к Колумбус-авеню, чтобы поймать такси.

Я до сих пор не знаю, полюбила ли Руби Холу, но эта парочка не устает меня веселить. Их отношения с самого начала напоминали оперетту в смысле неожиданных поворотов сюжета, драматичности и глупости. И поразительной громкости.

Итак, занавес поднимается.

Руби:

«Меня не слишком впечатлил человек, который заглянул в мою временную тюрьму. Я, как могла, пыталась донести до него свои мысли через отверстия в камере. Он отнес меня в маленькую комнату с качающимися стенами. Там играла ужасная музыка, использующая меньше половины слышимых частот. Я кричала все время, пока мы двигались в этой комнате, а потом в чем-то холодном и снова теплом. Кажется, я начала его раздражать.