«Вот уже несколько лет, как у Каро вошло в привычку вздремнуть после обеда на моих коленях. После того как я сажусь в мягкое кабинетное кресло, он ложится мне на грудь и, по обычаю маленьких детей, собак и кошек перед тем как уснуть, глубоко вздыхает. За вздохом следует, как я наблюдал главным образом у собак, стонущее ворчание. Однажды я повторил этот звук: Каро стремительно и удивленно повернулся ко мне. Тогда я еще раз воспроизвел лисье ворчание, и Каро повторил его в той же тональности. После этой воистину славной переклички я попробовал произнести ту же «музыкальную фразу», но в другой тональности. И пошло. Начинал то он, то я. Уже через час он воспроизводил всю октаву первоначального основного тона, хотя и не сразу брал верную ноту. Он гудел, а гудение, на мой взгляд, единственно верное название звука, издаваемого лисой, то на полтона выше, то на полтона ниже. Впрочем, некоторое время он упражнялся в одиночку, пока не получалось правильно. На следующий день «музыкальные занятия» повторились. Сначала все шло хорошо, только теперь у Каро появилась склонность превышать октаву на кварту и стремление отвечать мне не основным тоном, а октавой; если же я воспроизводил октаву, то он отвечал основным тоном. Однажды я воспроизвел целую гамму в стакатто, и, представьте, он ответил».
Столь явная музыкальность Каро, биологическое значение которой мне не ясно, тем не менее произвела на меня огромное впечатление. И я порадовался тому, что известный ученый, психолог из мюнхенского университета, непосредственно наблюдал это удивительное явление. «Во многих животных кроются способности, о которых мы даже не подозреваем и которые неожиданно обнаруживаются благодаря такой вот случайности».
Лисы, растущие вместе с собаками, становятся их большими друзьями. Конечно, собаки с лисами связаны не такими тесными узами, как, например, с волками, являющимися их основными предками. Волки и собаки легко скрещиваются между собой.
Напротив от лисы и собаки никогда еще не удавалось получить общего потомства. Однако при совместном воспитании и лисы, и собаки проявляют явный интерес к животным другого пола. Но не только это говорит о некотором родстве обоих хищников. Один охотник дал с целью эксперимента своим какое-то время голодавшим собакам лисье мясо, но ни одна из них не притронулась к нему. И впоследствии стоило подмешать к их корму хотя бы кусочек лисьего мяса, как пища становилась для них несъедобной. Рыжие кумушки выражают свою покорность и смирение так же, как и собаки; чувствуя себя виноватыми, они опускают голову, прижимают уши и поджимают хвост, а иногда и ползают чуть не на брюхе. Иными словами, собаки и лисы, вероятно, обоюдно понимают этот язык жестов.
Пусси, воспитанная Альфредом Зайтцем, позднее сочеталась браком с нашим платиновым лисом и произвела на свет очаровательных лисят кремового и желто-белого цвета. Этот платиновый лис долго жил у нас. Сразу же после окончания войны мы вывезли его контрабандой из тогдашней французской оккупационной зоны в маленьком ящичке под сиденьем битком набитого купе. Подобные истории можно было бы рассказывать почти о всех животных, которых мы после окончания войны привозили в совершенно разрушенный зоопарк. Самая первая из платиновых лис случайно появилась на свет в тридцатых годах на одной норвежской ферме, специализировавшейся на разведении чернобурок. Зверовод вначале намеревался выбраковать ее из-за порока в окрасе, но, к счастью, отказался от этого. Необычный оттенок шкурки произвел фурор, и уже первое поколение потомства этой лисы принесло по 15 000 крон за каждую голову; позднее цена возросла до 30 000. Норвежцы, намереваясь сохранить монополию на платиновых лис, строжайше запретили их вывоз, но, как это бывает в подобных случаях, таможню сумели обойти. Чернобурых лисиц спаривали с платиновыми и беспрепятственно, на вполне законном основании вывозили их потомство: ведь никому не приходило в голову, что в их черном меху уже подрастают волосы цвета платины.
Благодаря зверофермам ежегодный выход шкур в Норвегии возрос с 2000 до 135 000 штук. Звероводам удалось даже добиться, чтобы в каждом помете оказывалось до двенадцати детенышей. Фермы США ежегодно поставляют свыше одного миллиона шкур чернобурых лис.
Чем реже встречается пушной зверь, тем выше поднимается цена за его мех в пушной торговле. А это побуждает охотников-промысловиков забираться в самые глухие места и терпеливо выслеживать животных, сулящих им большие прибыли. Но как только в продажу поступает большое количество мехов со звероферм, цены падают, и большие усилия, затрачиваемые на добычу диких животных, перестают окупаться. В результате их численность начинает понемногу расти. Некоторые виды диких животных, например соболь, норка, нутрия, избежали истребления лишь благодаря тому, что их стали разводить на фермах.
Читать дальше