Гвен Купер - Одиссея Гомера

Глядя на шов, выполненный крест-накрест в виде английской буквы «Х», я подумала, что она, наверное, права. Мне отчего-то вспомнились детские мультяшки, где для обозначения того, что герой «в отключке», достаточно было на зрачках начертать этот знак.

— Эй, привет, — тихонько шепнула я, низко склонившись над котенком, чтобы мой голос звучал на одном уровне с его головой, а не гремел устрашающе сверху, словно раскаты грома. — Привет, парень!

Черный пушистый комок, покачиваясь, поднялся на лапки. Я осторожно вытянула ладонь — она показалась мне какой-то чужой и огромной — и поскребла по донышку ящика. Котенок потянулся на звук и, мотая головой под тяжестью пластмассового хомута, наконец уткнулся в мои пальцы и с любопытством их обнюхал.

Бросив вопросительный взгляд на Пэтти, я услышала в ответ:

— Можете взять его на руки, если, конечно, хотите.

Бережно вынув котенка из ящика, я прижала его к груди, поддерживая одной рукой снизу, а другой — под передние лапки, и прошептала:

— Ну, здравствуй, малыш.

Повернувшись на голос, котенок потянулся передними лапками к моему левому плечу. Сквозь хлопковое волокно рубашки я ощутила подушечки тонких лапок. Поднатужившись изо всех сил — даже я это заметила, — он попробовал было вскарабкаться мне на плечо. Но коготки были слишком слабыми, чтоб удержать его вес. Оставив безуспешные попытки, котенок вновь заворочался и попытался ткнуться мордочкой мне в ямку на шее, насколько позволял воротник. Потом попробовал потереться мордочкой о мое лицо, но на щеке я ощутила лишь холодный пластик. Затем котенок замурлыкал. Воротник, точно раструб рупора, многократно усиливал звук, поэтому, если бы я доверяла только слуховым ощущениям, мне могло бы показаться, что у моего уха жужжит маленький моторчик.

Изначально я предполагала, что слепой котенок не способен к выражению чувств, что, подумалось мне, и вызывало тайные опасения у тех, кто отказался его принять, — они боялись, что питомец, у которого на морде не написано никаких чувств, неминуемо останется в доме чужим.

Разглядывая котенка у себя на руках, я вдруг поняла, что отнюдь не глаза служат зеркалом, в котором отражаются чувства и мысли. Их передают окологлазные мышцы. Именно они поднимают и опускают уголки, собирают вокруг глаз морщинки радостного удивления и придают им угрожающий прищур.

И пусть самих глаз у котенка не было, но мышцы были невредимы. Судя по ним, его глаза сейчас были бы полузакрыты, а выражение было мне на редкость знакомо — оно часто появлялось на мордочках моих кошек — выражение полного довольства. То, с какой легкостью пришло к нему это выражение, было хорошим признаком: все говорило о том, что, несмотря на случившееся, в его маленькой кошачьей душе жила вера, что он все равно найдет себе место — место, где ему будет тепло и спокойно.

Похоже, это место действительно нашлось.

— Ну, Бог с тобой, пусть будет по-твоему. — Я бережно положила котенка обратно в ящик и принялась рыться в сумочке в поисках салфетки. — Заверните… с собой.

Но Пэтти настояла, чтобы на всякий случай котенок остался пока в приюте — так она сможет присмотреть за швами, чтобы, не дай Бог, не попала еще какая-нибудь инфекция. Кроме того, хотелось бы, чтобы котенок набрал вес прежде, чем столкнется со всеми прелестями твердой пищи и двумя взрослыми кошками в придачу.

— Вы сможете забрать его через несколько дней, — заверила меня Пэтти.

Таким образом, моя шутка о Председателе Мяу внезапно стала обретать материальное воплощение, но от загодя задуманного имени я решительно отказалась.

— Такого впору назвать Штепсель, — предложила добрая Мелисса. — Того и гляди, «воткнет».

— Это ужасно! — воскликнула я. — Я ни за что не допущу, чтобы его звали Штепселем!

— Была бы девочка, можно было бы назвать Розеткой, для краткости — Розой, — не смутившись, повела плечом Мелисса. — Но, как по мне, он Штепсель и есть…

В свое время придумать имена для моих кошек мне не составило труда. Скарлетт досталась мне уже с именем — ее, вместе с остальными котятами ее выводка, нашел механик, а имя Скарлетт пришло ему в голову потому, что первые несколько дней кошечка без конца падала в обморок. Зато Вашти — настоящее библейское имя; так звали персидскую царицу, которая отказалась танцевать обнаженной пред очи мужа своего, персидского царя, и его собутыльников на какой-то пирушке, в наказание за что ее изгнали из страны — похоже, она была одной из первых феминисток-мучениц ранней библейской эпохи. То, что моя Вашти, которая котенком походила скорее на лысый мешок с костями, превратилась в экзотическую длинношерстную красавицу едва ли не персидских кровей, можно было считать счастливым совпадением.