Ольга Корелова - Крестьянская семья. Попытка заглянуть в прошлое

– Заходи, сынок, садись с нами за стол, милости просим.

После ужина Сергей Федорович с сыном вышли во двор и сели у избы на лавку побеседовать.

– Не гневаешься на меня за что? – начал разговор с отцом Иван Сергеевич.

– Твое дело молодое.

– Спаси тебя Бог, отец, за дом, за скотину, за помощь твою. Только сердце щемит – матушку обидел, когда отделился от вас с Евдокиюшкой. Почила наша бабушка Дарья Ивановна и про матушку мою тем напомнила.

– Опять вспоминаешь ты про это, сын?

– Так в живых ее уж нет. Сгорела моя матушка от болезни за неделю, а пора была тогда страдная, работы в поле многие, не смог я за ней поухаживать. Простить я себе не могу, что сказал ей слова недобрые и не попросил за них прощения.

– Не христианской ли веры ты, сынок? Почему мысли такой допускаешь до сердца, что жизнь твоей матушки вместе с ее земной жизнью закончилась? Нет, не закончилась она, а продолжается. В ином только мире – духовном, не в таком как наш. Молитва ко Господу, поминовение в храме Божием и милостыня о упокоении твоей матушки сослужат ее душе службу великую. Не усомнися только, Иванушка! Ну все, ступай, ступай с Богом, сердечный. Вот тебе мое отцовское благословение на дальнейшие дела твои. Да со своими приходи к нам почаще, с Евдокией и Полюшкой. Вечера-то зимой долгие: будет чем вместе заняться.

Хоть после отпевания и стало полегче, но Поля достаточно тяжело приняла смерть Дарьи Ивановны. Плакала, плохо ела, похудела и под зиму расхворалась. Несколько дней пролежала в постели с температурой. Хорошо, что через неделю болезнь отступила, и она стала поправляться, потом выздоровела. Молодость взяла свое. После своего выздоровления, Поля стала частенько ходить с отцом и матерью на могилку Дарьи Ивановны и на могилки других своих почивших родственников. Зимой на могилках белым полотном лежал снег. Весной вырастала травка и цвели посаженные Полюшкой и ее матерью нежные цветочки (незабудки, фиалки, лютики). В ветвях деревьев пели птицы. Как зимой, так и летом находиться рядом с могилкой Дарьи Ивановны было по особенному легко и умилительно. Словно упокоился наконец человек после всех земных трудов и пережитых в жизни скорбей. И как будто она сама невидимо присутствовала здесь, рядом с могильным крестом и молча на них смотрела. Но необычайно радостно было в Пасхальные дни, когда батюшка крестным ходом обходил вместе с прихожанами церковь и, кадя в сторону могилок и осеняя их крестом, восклицал: «Христос Воскресе!»

«Витославицы. Часовня из д. Кашира». 18 век.

– Во истину Воскресе! – хором отвечали ему верующие. И тишина кладбища нарушалась этим радостным приветствием.

– Во истину Воскресе! – отвечали батюшке наверное и почившие здесь люди.

Алексей К. Саврасов «Весна. Провинциальный дворик» 1880—1890-е

Илларион М. Прянишников «Пряха» 1878 г.

Полевые работы подходили к концу. В конце сентября начали копать картошку и рубить капусту. Другой урожай был уже собран. Просушенную пшеницу и рожь убрали в гумно. То, что мужчины промолотили – засыпали в амбары. Часть своего урожая крестьянин должен был отдать барину в качестве оброка.

Утро началось как обычно. Первой в 4 утра встала Евдокия Семеновна, растопила печь и принялась готовить еду и месить тесто для хлеба. Вслед за ней поднялася Полюшка и сразу стала помогать матери. В 5 утра они вместе с Иваном Сергеевичем встали перед образами на утреннюю молитву. Вдруг раздался громкий стук в дверь.

Иван Сергеевич пошел открывать. На крыльце стояла восьмилетняя Ксюшенька – дочь двоюродного брата Ивана Сергеевича, крестница Евдокии Семеновны. Она сильно дрожала то ли от страха, то ли от холода.

– Батюшка, – девочка бросилась на шею Ивана Сергеевича, – не гоните меня, горемычную, разрешите поговорить с крестной!

– Что ты, детка, разве мы гнали когда тебя?

…«Я убежала из дому», – рассказывала потом, сидя на лавке с Иваном Сергеевичем и Евдокией Семеновной, девочка. – «Матка (мачеха Ксении, родная мать умерла когда Ксюше было три года) совсем изругала меня, забила, а батька редко за меня заступается. Да и вижу я его нечасто, наедине не поговорить, а при матке – страшновато. Да и что он сделает? У него с Ульяной Никифоровной помимо меня еще трое детей. Их и обуть и одеть и прокормить надо. А он у нас один с дедой кормилец! Вроде и хочет она иногда быть поласковей. Да стоит мне оказию какую-нибудь сделать, так вся и вспыхивает и достается мне как от родной матери, думаю, никогда не доставалось бы!»