Миша Бастер - Перестройка моды

Меня особо не касалось начавшееся расслоение и обнищание прилавков, но все, кто ходил во второй половине восьмидесятых по магазинам, прекрасно помнят практически голые прилавки, на которых витрины заставлялись салатами из морской капусты. И вот на этом фоне стали появляться первые кооператоры и кооперативные кафе. И первые были не плохи, потом большинство из них разорилось. По разным причинам, одной из которых были и собственные просчеты; еще – давление со стороны криминала, чиновников и милиции. Ресторан «Олимп», располагавшийся на территории Лужников, где столовались бандиты многих бригад и моднейшие люди, один из примеров подобного. Года два он просуществовал. Но, что вот помню, в первое кооперативное кафе на Арбате стояли длиннющие очереди, хотя цены в таких местах были раза в три выше обычных ресторанных. И как в столице нашей родины в течение года могло открыться только одно кооперативное кафе, надо бы спросить господина Горбачева. Видимо, надо было показать, что вот и у нас есть кафе. Одно, но хорошее…

Наличие денег и возможности хоть как-то прорисовать свой статус притягивало многих, и на короткий срок кооператоры стали героями народного фольклора, а потом и виноватыми во всех несчастьях.

М.Б.Но, так или иначе, на хрупких плечах кооператоров двинулась и модная индустрия, и распространение новых вещей и музыки. В то время как наши фабрики переоснащались, как мы теперь знаем, новым оборудованием. Та же «Большевичка» или фабрика «Буревестник». А потом и кооперативные комиссионки, которые, в свою очередь, были снесены потоком челноков с товарами для масс.

С.Б.В 89-м году я мало обращал внимание на все местные тенденции. На период конца восьмидесятых пришелся расцвет улицы путанами, наряженными в меха, чулки и ботфорты. Они уже сошлись и с криминальным миром, и с «комитетом», видимо, подогревая чекистов нужной и свежей информацией. Многие переженились на иностранцах, но не уезжали. А я с 88-го года все-таки начал ездить за границу.

М.Б.В апреле вышло постановление о почти свободном выезде, и очереди у посольств выросли многократно. У меня какие-то знакомые, которым, впрочем, отказали в выезде, познакомились и подружились в таких очередях. Видимо, традиционная для советских людей традиция обсуждать все и вся в очередях сказалась…

С.Б.По поводу очередей ты, конечно, прав; а я, несмотря на то, что уже практически разошелся с женой, все-таки выехал в Брюссель. Здесь наступил некоторый момент истины, как у человека, круг общения которого витал в фантазиях по поводу заграницы. Запахи и ароматы – это было первое, с чем пришлось столкнуться. Москва в то время была обшарпанной и разница казалась разительной. Ехал я формально к семье, а де-факто, поехал к другу Райссы Бланкофф, которая тогда была герл-френд Володи Мироненко. Я поехал в ноябре, но все было в зелени. Эйтан – так звали друга Райссы – жил в хорошем районе, в небольшой доме, сквозь стеклянные двери которого был виден огромный букет цветов, стоящий в подъезде. Вот, наверное, этот кадр как-то особенно врезался в память. Чистый ковролин на лестнице и цветы.

Мне было трудно поверить, что они живые. Запахи приятные везде, и с этого момента как-то стали форматироваться мои представления о загранице. Предоставлен я был сам себе, пытался что-то поснимать, но ничего путного не выходило. Появилась какая то депрессия, потому что еще со времен вагона-ресторана я привык себя чувствовать уверенным, респектабельным человеком. А здесь мне открылись другие градации респектабельности и осознание их границ меня сильно расстроило…

Нет, речь идет даже не о какой то ущербности, а об утрате уверенности, потому что, например, ты захотел купить куртку «пилот», которая стоила тогда порядка триста долларов, причем не самую крутую, а хаотический пересчет местных цен на доллары а потом на рубли приводил к мыслям, что с такой покупкой надо повременить.

М.Б.На триста долларов в Москве того же времени можно было пару месяцев более чем безбедно прожить или сшить себе такую же куртку у умельцев за сто или сто пятьдесят. Причем, наш общий знакомый Алекс умудрялся к этим «пилотам» выстрачивать и нашивки на обычной швейной советской машинке!

С.Б.Алекса я не знал, но про несравнимый уровень по ценам сказано точно.

Я заскучал настолько, что взял и уехал в Амстердам, где у меня были контакты в клубе «Милквег». К тому же и Авария уже была там. Покуролесив и сняв стресс на концерте Игги Попа, на котором даже радикалы вели себя удивительно корректно, я вернулся в Брюссель. И, сравнивая ситуацию, пришло понимание, что у нас все намного агрессивней. И обычное, и неформальное население, за исключением разве что тогдашнего Ленинграда. Гарика Горыныча там скорее всего не поняли бы…