Миша Бастер - Перестройка моды

Была, конечно, установка по возможности не выпускать, но это совсем зашкаливало за все человеческое. Получилось так, что уехал я только в 88-м году, по сути уже расставаясь с женой. Но большого сожаления по поводу невыездов нет. Здесь было намного интересней. Возвращаясь к хронологии. Когда я стал заниматься рекламой, то с 1976-го года я вступил в Московский объединенный комитет профсоюза художников-графиков, в просторечии Малая Грузинка. Я, как человек, искавший чего-то нового и современного, решил снять галерею портретов малогрузинских художников. Подошел к Немухину, который имел вес в сообществе. Поговорили толково, и сделал я эту серию, которая была выставлена, а потом напечатана в журнале «Совьет Лайф», во всех шести его языковых вариантах, что было достаточно круто. Это была первая крупная статья, которая написана обо мне как о фотографе. Первое время меня художники сторонились, но после первой же выставки, неохваченные даже стали проситься. Олимпиада больше запомнилась тем, что Зверева на полгода определили в приемник и больницу, думаю, что это его спасло от смерти, на тот период. Но Смерть Высоцкого для меня было более значимым и запоминающимся событием, чем Олимпиада. С ним мы познакомились еще во времена фарцы, в ресторане Дома Кино, где собиралась московская актерская богема и модные люди. Сблизились на теме нашего однорайонного детства, и на выставки он мои ходил. После его смерти Сергей Симаков написал его портрет с моей фотографии, который очень понравился Володиной маме. Позировать ему было некогда совсем, да и вообще, это были уже не лучшие годы Владимира. Думаю, что окружение и театральные успехи не лучшим образом повлияли на его бардовское творчество. Когда пошло смещение в область каких-то частушек и сказок, мне это стало не интересно. Хотя некоторые песни я вообще услышал только после его смерти. Барды вообще тогда резко ушли из поля популярности.

К 84-му году у меня определился личный подъем. Конкурентов уже не было видно. Аксенов перебивался заказами в Казахстане, другие довольствовались крохами с барского стола. Пик интереса к малогрузинским художникам прошел, уже никто не жег костры по ночам. А потом начался мрачняк, который коснулся и музыкантов, и развивавшегося тогда аудио рынка. Ко мне попала кассета «Аквариума» «Радио Африка», и мне он очень понравился. Я тогда подсел на все неформальное, на самиздатовские «Урлайт», «Ухо» и «магнитофонные альбомы». А в мастерской шла своя жизнь, и вот как-то ко мне приходят двое, мужчина и женщина. Абсолютно неприметные, сели ждать, пока я чем-то занимался, а потом выяснилось, что мужчина был французским журналистом, который по заказу «Ле Монд» должен был написать о советском роке, слухи о котором докатились до Запада. Я поставил им «Аквариум». Они сказали, что им все равно, пусть будет хоть «Аквариум», а я спохватился. Е-мое, какой «Аквариум» и где я его буду искать?

Я в Питере уже снимал Пьеху и Боярского, и решил, что в крайнем случае все найду сам, взял еще заказ на Розенбаума. Садчиков дал адрес и сказал, что телефона нет, и они не особо общаются, просто он напишет Бобу записку и положит в ящик, а там, смотри сам. Приезжаю в Питер, останавливаюсь в гостинице, которую устроили знакомые по отдыху в Дагомысе питерские деловары. Они сделали мне двухэтажный люкс-аппартамент. И оттуда еду по адресу, поднимаясь по исписанной граффити лестнице. Звоню. И вот так попадаю на кухню, где сидят три человека… Гребня я по описанию узнал. Напротив сидела смурная личность, а рядом сидел молодой блондин с челкой. Гребенщиков представил смурняка как Сергея Курехина, руководителя «Поп-Механики». Когда я спросил, что это такое, блондин вскочил и начал чего-то в стиле «величайшее, высочайшее», кричать.

Пригласил я их в гостиницу, Сережа очень впечатлился от номера, притащил туда Гурьянова, Ульяну Цейтлину, Курилку и мы там здорово повеселились. Я пригласил их в боулинг, но они не умели играть. Африка был с челкой, у

Густава тоже была какая-то необычная прическа с хвостиком. Африка напросился на съемки Розенбаума, а он меня сводил на дискотеку в Доме Культуры имени Ленина, где выступали «Странные игры». Там блистал «Слюни», который стал позднее более известным как Гаркуша, но Африка нас не познакомил, сказав, что это случайный персонаж… Зато в фойе Рок-клуба познакомил с Тимуром, который первоначально впечатления на меня не произвел. В фойе висели картины знакомого мне по Москве Глеба Богомолова. А в 85-м я приехал на Рок-фестиваль, снимал «Популярную Механику», наблюдал разряженную питерскую молодежь и творчество «Новых художников». Которые с того момента стали частыми гостями в моей московской студии. Приезжали, рисовали. Тот же Гоша Острецов, с которым я познакомился в 85-м году, у которого я тоже покупал работы и его друзья пеняли ему, что он их очень дешево ценит. Хотя цены тогда, конечно же, были смешные. К тому же я посещал много разных мест и выставок, таская с собой как фото, так и видео камеру. Я даже не в состоянии вспомнить сразу, где я тогда успел побывать. Но некоторые помню отчетливо. То же выступление в «Валдае», где была и выставка, и уже звучало слово «асса», как то ли заклинание, то ли боевой клич. Тенденция у многих модных центровых мест была такова, чтобы туда впихнуть все самое новое и малоизвестное.