Ольга Аль Каттан - Ажнабия. Записки иностранки

Им нравится носить хиджаб и закрывать лицо, потому что они привыкли так одеваться. Потому что так одевались их матери и бабушки. Существуют религиозные каноны и предписания, касающиеся одежды правоверной мусульманки. Это их жизнь. Они не знают другой. Расслабляются и «отрываются» арабские дамы (мусульманки) в женских спортивных клубах и бассейнах. Купальники, боевой раскрас, килограммы золота – завидуйте подруги и родственницы. И на свадьбах – вот где зажигательные танцы, вечерние наряды и охота за женихами.

Но какая бы лояльная семья ни была у девушки, если она поедет в деревню навестить бабушку и любимых тётушек, то оденется скромно. Потому что репутация прежде всего!

Вера и традиции в крови даже у тех, кто борется за свободу своего выбора и равноправие с мужчинами.

У арабских женщин своё понятие о счастье. Иное представление о мире. Они другие. Потому что их мир другой.

Первые три месяца жизни в Ливане – это постоянные слезы. Не нравилась еда. Раздражала жара. Пугали обычаи. И сводило с ума одиночество.

Однажды муж подошёл с виноватым видом: «Прошу тебя… сними крестик. Отец так сказал». Я сняла.

Мой свёкор – правоверный мусульманин: молится пять раз в день, соблюдает Рамадан, совершил хадж в Мекку. Он абсолютный восточный мужчина – властный, своенравный, грозно стучит кулаком по столу, если что-то не по нраву. Он настоящий охотник – гараж забит ружьями и всевозможными охотничьими трофеями. Своим внукам, моим сыновьям, подарил коллекционные охотничьи ружья. Он поддерживает Путина и ругает на чём свет стоит Америку. С прекрасным чувством юмора и отменным аппетитом. Адекватный в общем-то человек… Но как только его взгляд натыкался на мой выглядывающий из-под одежды крестик, мрачнел, словно туча. Он никак не мог смириться, что в его правильный дом попала неправильная невестка.

Как же так произошло? За какие прегрешения? В страшном сне ему не могло привидеться, что в абсолютно закрытую мусульманскую семью проникнет христианская кровь.

И этот крест, мелькающий иногда перед его глазами, стал его крестом. Непосильной ношей правоверного мусульманина, ношей, с которой он не мог смириться.

…На рассвете ребёнок начал плакать, потом вырвал. Температуры не было, но он плакал без остановки. Вызвать «скорую» – единственное, что приходило на ум.

Когда меня уже трясло от ужаса, на кухню, где мы общались с мужем и успокаивали сына, вышла младшая сестра. И стала учить, как надо себя вести в ЧУЖОМ доме: неприлично так громко разговаривать, вдруг соседи услышат, и не следует забывать, кто я здесь такая… Уходя, она презрительно бросила: «Ажнабия».

Мы ехали в машине по улицам Бейрута. За рулём – свекровь, рядом ЕЁ сын (мой муж), ребенок и я – сзади. Осенняя жара спала. Мы ехали в российское посольство оформлять документы на гражданство. В посольстве было шумно и – о Боже – был телевизор с российскими каналами.

Как передать ощущения человека, который три месяца не слышал родной речи? Это похоже на счастье голодающего, нашедшего мешок еды.

Нет, это было сродни находки Робинзоном себе друга – Пятницы! Я чуть не разрыдалась над ненавистной, но такой близкой рекламой майонеза…

Можно было бы и в квартире поставить спутниковую антенну с российскими каналами, но зачем? Есть уже «спутник» с арабскими и европейскими каналами. Помимо прочего, «спутник», который я хотела, был «харамный»: там были «развратные» каналы и передачи, а в доме с нами жил 18-летний брат мужа. Развращать мальчика не входило в планы семьи. (То, что нежелательные каналы можно удалить, не обсуждалось…)

Насмотревшись и наслушавшись российских новостей и передач, я погрузилась в ещё большую тоску по Родине. Свекровь что-то бурно обсуждала со своим сыном (моим мужем).

– Какие-то проблемы с документами?

– Да, проблемы, – муж не поворачивался, а смотрел на меня в боковое зеркало. – Мама говорит, надо, чтобы ты приняла ислам, тогда тебе сразу дадут ливанское гражданство и ливанский паспорт.

Внутри всё похолодело… Муж объяснял, что-то рассказывал про законы, традиции, а я молчала.

Свекровь повернулась ко мне. Она ждала ответа.

– Нет! Я увидела в зеркале своё лицо – бело-зелёное, с гримасой ненависти, боли и страха… Как же я боялась. Как проклинала себя за то, что приехала сюда с ребёнком. Но пути назад не было.

Вечером достала из кармана джинсов цепочку с крестиком, снова надела её на шею и больше никогда не снимала.