Влад Касторный - Отличники. От других…

Наконец, разрешили занимать места в вагоне, нагревшемся на солнце как духовка. Запас лимонада катастрофически таял, а очередь к туалету росла, и все напряженно ждали, пока поезд тронется и покинет пределы санитарной зоны города.

Восемь часов поездки прошли незаметно. И вечером мы уже переезжали по металлическому разводному мосту через Дон. Стук колес гулко передавался конструкции моста, оглушительно грохотавшего через открытые окна душных вагонов. Папа, как обычно встречал нас на перроне, и, лавируя с чемоданами в толпе приехавших и встречавших, повел нас к машине такси, уже стоявшей поодаль от остальной вереницы «Волг» с шашечками. Втиснувшись в почему-то «Москвич» (частник), мы минут через двадцать уже выгружались у нашего дома, который всегда казался мне таким уютным и родным. Было уже половина десятого вечера, и это серьезно сдерживало мое желание схватить телефонную трубку и набрать знакомый номер, который я на всякий случай выучил наизусть. Подумав, решил не напрягать ситуацию, ушел в свою комнату разбирать вещи, большую часть которых составляла одежда, требующая генеральной стирки. Я разложил привезенные морские камушки, ракушки, стекляшки, гильзу в свой ящик, а драгоценную монетку – в свой кошелек. Наконец, добрался до кровати и проспал часов шестнадцать, до середины следующего дня.

Солнечный свет разбудил меня. Вспомнив, что еще два дня осталось до начала школьных будней, я решил провести свободное время с максимальной пользой, позанимался с гантелями до легкой усталости и только потом, вышел завтракать. Дома была только бабушка, которой пришлось в двух словах рассказать за завтраком обо всех интересных случаях, произошедших на море. Два слова растянулись на полчаса. Наконец, завтрак закончился, и я сказал, что пойду гулять в город. Уединившись в комнате, и затаив дыхание, набрал заученный номер. По количеству длинных гудков я догадался, что дома никого нет. Разочаровано положил телефонную трубку и, взяв первый попавшийся том Большой Советской Энциклопедии, начал его рассеянно листать. Мне вдруг стало необъяснимо одиноко. Намеченная мной за последние несколько дней цель отодвинулась, но высвободившееся неожиданно время я не мог спланировать, хотя и нужно было сходить в школу, получить учебники и уточнить время сбора перед 1 сентября. Просто сидел и думал о Маше, чем она занимается сейчас, как готовится к школе, как общается с братом и своими друзьями. В том, что у нее есть друзья, я не сомневался, но хотел понять, обрадуется ли она мне, или я окажусь скучным и не оправдаю ее ожиданий. Другими словами, я медленно робел, а телефон становился для меня неприятным и пугающим, почти как ледяная вода водопада. Вытащив монетку, покрутил в пальцах, внимательно рассматривая старинную чеканку, и вдруг подумал, что Маше скорее понравилась бы моя решительность, чем стеснительность, которую я лицемерно называл тактичностью. «Пора бы от стеснительности тоже избавляться.» – пришла в голову мысль, и я, набрав в карман двухкопеечных монет для телефона-автомата, выскочил на улицу, с наслаждением вдыхая свежий воздух родного города, и побежал на остановку трамвая. В центре пересел в «гофрированный», как будто собранный из металлического шифера, трамвай пятого маршрута с огромными сдвижными дверями, который шел в Рабочий городок. Почему-то, на этом маршруте ходили старые советские трамваи, хотя на всех остальных уже работали современные чешские вагоны. Выйдя на конечной остановке, я растерянно оглядывался, рассматривая незнакомые переулки, застроенные частными домами. Думал, что исходил свой город вдоль и поперек, но сейчас передо мной был район, куда не ступала моя нога. Я прошел квартала три, прежде чем нашел телефонную будку с разбитыми стеклами, в которой не была с корнем вырвана трубка. Приложив трубку к уху, не услышал гудка, только треск помех. Побрел дальше по улице, вчитываясь в фамилии жильцов на табличках домов. На перекрестках переулков я останавливался, вращая головой в слабой надежде увидеть белый «универсал». Пройдя пару остановок, увидел у почерневшего от времени четырехэтажного здания еще один телефон-автомат. Вид его не обнадеживал. Похоже, что у кого-то очень злого была большая обида на него. Я осторожно взял висевшую на проводе трубку и приложил к уху. Постучав по скобе, с ликованием услышал непрерывный гудок, выудил двухкопеечную монетку и, засунув ее в монетоприемник, набрал номер. Машин голос звонко прозвучал после второго гудка.