Колин Харрисон - Электрические тела

– Есть! – раздался голос Санджея, и мы оба повернулись к нему.

Перебирая руками веревку, Санджей вытягивал баллон пропана. Он установил его под горелкой, повозился с вентилем, поднес спичку к тонкой трубке, еще немного подкрутил вентиль – и горелка вспыхнула. Голубое пламя горело с шумом. Я завороженно смотрел на этот процесс, но не мог его остановить. Битум быстро разогрелся, тусклая пленка на поверхности начала испускать спирали дыма, а потом растеклась глянцевой черной жидкостью. Масса жирных волос погрузилась в глубину котла.

– Ты вытащишь женщину? – спросил Ахмед, обращаясь ко мне.

– Нет. Я вызываю полицию. Не трогай ее.

Санджей смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого.

– Я не могу никого сюда пускать, нам надо работать.

– Это твоя проблема, Ахмед, – твердо заявил я. – Все должна делать полиция.

Я не собирался ему помогать, но и не был настолько глуп, чтобы ему мешать. Он это понял.

– Дерьмо! – заорал Ахмед, отталкивая меня. – Ладно!

И тут, прямо в костюме от Армани и кожаных ботинках, он гневно запрыгнул на устройство, балансируя на двухдюймовом краю котла. Он снял огромные золотые часы «Ролекс» и спрятал в брючный карман.

– Подай-ка мне это, – приказал он Санджею и надел толстые кожаные перчатки, доходившие почти до локтя.

Приготовившись, Ахмед осторожно присел на корточки, готовясь пустить в ход свои сильные ноги. А потом он запустил руки в вязкую черную массу и стал слепо шарить там, пока его пальцы не натолкнулись на что-то. Его брови недоуменно выгнулись. Он напряг руки и стал тащить, преодолевая густое сопротивление битума. А потом единым напряженным усилием Ахмед медленно выпрямил ноги и спину и вытащил из битума длинноногое туловище пропавшей немецкой овчарки. А потом он поднял в воздух всю собаку целиком: с нелепо свернутой набок головой, с залепленными битумом глазами и мертвой пастью, застывшей во влажной черной ухмылке.

Мы втроем несколько секунд потрясенно смотрели на находку.

– Смотри на это, Джек! Смотри на это! – завопил Ахмед яростно, безумно. Он кинул собаку, и она с отвратительным стуком упала на крышу. Ахмед спрыгнул с котла, протягивая липкие, почерневшие перчатки к моему горлу. – Смотри на меня, Джек! Изволь смотреть мне в глаза! Ты понятия не имеешь, с кем связался, так? Ни хрена не знаешь! – Черный битум обжигал мне кожу. Я увидел, что неожиданная тайна случившегося напугала его. – Эта женщина чего-то тебе не рассказала! Ты много чего не знаешь! Так?

Следующие несколько дней были пыткой. Долорес не звонила. Я с тревогой вспоминал яркие карандаши, разбросанные и растоптанные на полу пентхауса. Мой желудок был в очень плохом состоянии, и я слишком много времени проводил, глядя, как солнечный луч движется по моему рабочему столу и как тени перерезают края бумаг. Во время ланча я добредал до газетной стойки в вестибюле здания Корпорации и листал пачкающие пальцы страницы «Дейли Ньюз» в поисках сообщения об избиении или убийстве женщины и ее маленькой дочери, но таких сообщений не было, хотя в городе постоянно совершались всевозможные преступления. Например, ребенка выбросили из окна и он напоролся на ограду. Я ни с кем не мог поделиться своей тревогой, даже с Хелен. Если выяснится, что я тесно связан с гибелью какой-то несчастной бездомной женщины – если, например, Долорес найдут убитой с моей визиткой в сумочке, – мне придется долго объясняться в Корпорации. Однако, хотя судьба Долорес и Марии была не моей заботой, мне казалось вполне возможным, что только я знал об их проблемах. И это не давало мне покоя. Я подумывал пойти в полицию и заявить об исчезновении молодой женщины и ее маленькой дочери, но что бы я смог там сказать? В Нью-Йорке, где и так много катастроф. Я не мог доказать, что Долорес и Мария пропали. Но я все же позвонил администратору гостиницы, старому мистеру Клэммерсу, которому я запомнился из-за пятидесяти долларов, полученных от меня. Она не возвращалась, сказал он мне. Нет, она не оставила ему телефона.

– Эй, парень, послушай старика, который много повидал, – сказал он мне. – Я много чего видел. Ты порядочный парень, и ты дал мне пятьдесят баксов, так что вот тебе пятидесятибаксовый совет. Держись подальше от этой женщины. Она не твоего круга, понимаешь? Она не для тебя.

Мне не понравилась его бесцеремонность, однако эмоциональное самосохранение требовало, чтобы я постарался забыть Долорес Салсинес и ее дочь. «Забудь о них, – сказал я себе, – ты с ними не был знаком». Может, мне даже повезло, что я потерял ее след, может, прошлая неделя станет просто небольшим отклонением от обычно спокойной жизни Джека Уитмена.