Колин Харрисон - Электрические тела

– Я не знаю, где она.

Мои ответы казались стружками истины, которые, будучи собранными в кучу, совершенно не походили на целое. Следователь заерзал на стуле.

– Послушайте, мистер Уитмен, очень необычно, что один парень не убил другого. Обычно в такой ситуации себя не убивают. Вы двое не дрались, не катались с этим пистолетом?

– Нет.

– Вы не прикасались к этому пистолету?

– Я стоял в паре футов от него.

– Эта женщина не может оказаться у родственников или у кого-то из друзей?

– Это возможно, но, по моим сведениям, все ее родственники из Доминиканской Республики уже умерли. Ее прежние соседи могут знать ее друзей.

– Это мы проверили.

Мы сидели в гостиной. Стрелки часов двигались. Следователи обладали профессиональным терпением. Уже больше ста лет в этой гостиной сидели люди.

– Вы знаете, их маленький сын погиб примерно три года назад, – мягко проговорил пожилой следователь. – Вы это знали?

– Да.

– Как вам кажется, это как-то связано со случившимся?

– Непосредственно? Нет.

– А косвенно? – спросил следователь, чуть подавшись вперед.

– Это стало причиной горя и отчаяния, – сказал я ему. – Это разрушило их брак.

Молодой следователь, у которого на руке не было обручального кольца, не так сильно интересовался подобными странностями.

– Вы не знаете, где эта женщина? Вы действительно не имеете об этом никакого представления?

Его настойчивость меня встревожила: мне показалось, что они подозревают Долорес в убийстве мужа.

– Послушайте, мне бы хотелось, чтобы она вернулась, – сказал я в конце концов. – Я не хотел, чтобы они уходили. Я бы все отдал, чтобы их вернуть.

Пожилой следователь посмотрел на молодого и едва заметно покачал головой.

– Хорошо, – сказал тот, – ладно. Вы не могли бы объяснить того, что сделал этот Гектор, раз уж вторая свидетельница исчезла?

– А мне казалось, что Долорес дала показания полицейскому, который сюда приехал.

– Дала, но очень отрывистые. – Он оторвал взгляд от своего блокнота. – Она была расстроена.

– Конечно.

– Итак?

– Для меня единственным объяснением кажется то, что он сделал это из-за безнадежности.

– Вы психотерапевт?

– Нет.

И так далее. Я ответил на все вопросы, я все им рассказал. Мои долгие и путаные объяснения моих отношений с Долорес, похоже, только сбили их с толку. Но в последующие дни я просто сидел дома, ни с кем не разговаривал и позволял газетам накапливаться у входной двери, вперемешку с листовками китайского ресторана и городской грязью. Тем временем длинные тени адвокатов Корпорации бесшумно двигались без моей просьбы – не для того, чтобы защитить меня, а оберегая доброе имя Корпорации, – и полиция прекратила расследование.

Конечно, копы не задали мне самых трудных вопросов. Самые трудные вопросы я мучительно и безрезультатно обдумывал сам: например, о чем думал Гектор в те минуты, когда он тихо двигался по дому, пока Долорес, Мария и я сидели в саду. Мне не давало покоя то, что он увидел: ванну с пластмассовыми игрушками Марии, спальню с интимно смятыми простынями, стопку нового белья Долорес на комоде, мои носки, ботинки и галстуки рядом. Остановился ли Гектор со вздымающейся грудью, наклонился ли к кровати, чтобы увидеть длинные волосы Долорес, оставшиеся на подушке? Распахнул ли он платяной шкаф, увидев ее новую одежду? Весенние платья и новые туфли? Да, конечно же. Любой мужчина это сделал бы. Позже я заметил, что все шкафы в доме были открыты – все до единого. Он увидел все – увидел, что мне доступен весь мир, который был для него закрыт, и все равно я упорно не давал ему встретиться с его женой и ребенком. И в какой-то момент он зашел в мой кабинет. Я это знаю, потому что дверь осталась открыта, а я всегда держал ее закрытой, чтобы Мария там не копалась. На моем рабочем столе в восьми или девяти папках хранились бумаги, относящиеся к различным сторонам сделки с «Фолкман-Сакурой»: они были скреплены и уложены в идеальном порядке. Одна папка была озаглавлена «МИРОВЫЕ КАБЕЛЬНЫЕ ПЕРЕДАЧИ», и, когда я вернулся в мой кабинет, она лежала поверх другой папки и чуть косо. В тех бумагах не было ничего, что имело бы глубокое значение для Гектора, но сам факт их существования, безжалостное сокращение места его работы, свидетельствовало о том, насколько он мало значит в общей ткани событий. Возможно, он даже перелистал бумаги, пытаясь найти там свое имя – которого там, естественно, не было. Он мог увидеть, что кабельная компания «Большое Яблоко» не заслужила особого внимания, что она была всего лишь одной их восьмидесяти шести местных компаний Корпорации, разбросанных по всей стране.