Колин Харрисон - Электрические тела

– Думаешь, что сможешь о них заботиться?

Я молчал: его враждебность меня встревожила.

– Думаешь, что вы трое останетесь вместе? – настаивал Гектор, и его взгляд обжигал меня.

– Гектор, кончай это дерьмо, – сказала Долорес.

– Думаешь, что получил мою жену и малышку, так? – не унимался Гектор. – Они теперь твои, важный мужчина, дело в этом?

Он добивался, чтобы я это сказал.

– Да, – спокойно ответил я.

– Пошел ты... Ни хрена у тебя нет.

– Убирайтесь отсюда, – сказал я.

– Пошел ты... – Гектор плюнул в меня. – Слышал? Имел я тебя. Ни хрена у тебя нет. Слышишь?

Я смотрел на него и чувствовал, как усиливается дневная жара. Все стоят у больших дверей из красного дерева на сороковом этаже и ждут едва заметного кивка, чтобы начать. Бумаг не принес один только Президент.

– В последний раз, Долорес, – громко крикнул Гектор, – да или нет.

– Нет, Гектор, – холодно сказала она. – Почему я должна миллион раз это повторять? Нет.

Я собрался было еще раз потребовать, чтобы Гектор ушел, но тут он сунул руку под плащ и вытащил старый тяжелый револьвер. Не колеблясь, он сунул стальное дуло глубоко в рот. Его губы плотно сжались, словно он сосал соломинку. Он резко повернулся к Долорес, чтобы увидеть ее в последний раз, чтобы заставить ее увидеть, что она с ним сделала, и раздался выстрел. Его звук разорвал воздух, заставив нас подпрыгнуть, и мелкий фонтан крови забрызгал мне очки и лицо. Гектор упал к моим ногам на кирпичную кладку, кровь, текущая из его затылка, переливалась на солнце. Я инстинктивно вытер очки. Пуля прошла навылет, Гектор хрипел, его жуткий, давящий взгляд был обращен к небу. Отчаянно зовя мать, Мария билась и вырывалась у меня из рук. Долорес и Мария упали на землю рядом с Гектором, а я стоял над ними, понимая, что мне надо вызвать «скорую помощь», но не находя в себе сил шевельнуться. Я стоял и смотрел, как молодое, полное жизни тело Гектора борется с неотвратимым приходом смерти. Его пальцы судорожно сжимались и разжимались. Кровь лилась у него из ушей и изо рта.

– Папа, папа, папа, папа! – кричала Мария.

Этот крик пронзал меня и отскакивал от кирпичных стен домов. А потом наступила красноречивая тишина. Мария и Долорес стояли на коленях рядом с Гектором, молясь и плача. И теперь, когда жена и дочь вернулись к нему, он в последний раз резко выгнул спину и странно застонал, словно у него еще оставался какой-то кусочек сознания и сейчас, в эту секунду, он захотел, чтобы ему вернули его жизнь.

«Скорая помощь» из Методистской больницы, расположенной в шести кварталах, приехала меньше чем через четыре минуты, и поначалу команда экстренной помощи усердно пыталась спасти Гектора, сняв с него плотный черный плащ и разорвав рубашку, чтобы добраться до грудной клетки. Он неподвижно лежал на кирпичной кладке, и золотая цепочка с крестом свесилась с его шеи. Трещали рации, медики разрывали упаковки с белыми абсорбирующими подушечками, вкалывали Гектору в шею адреналин, натягивали на него надувные противошоковые брюки, чтобы отогнать кровь от ног к сердцу. Но его лицо уже стало белым. Его неподвижные глаза смотрели на утреннюю дымку над нами, восковые губы оставались открытыми, словно он собирался что-то сказать. Долорес стояла над ним в заляпанном кровью платье и положив руки Марии на плечи тем же оберегающим жестом, который я увидел в день нашей первой встречи, когда она вышла из поезда подземки и повернулась ко мне. Они обе были в шоке и не плакали. Приехали несколько полицейских. Один из них брезгливо надел белые латексные перчатки, вынул пистолет из руки Гектора и вытащил оставшиеся патроны – их было бы достаточно, чтобы убить всех нас. Другой коп стоял в стороне, перекатываясь с носков на пятки, и с бесстрастным лицом записывал основные факты. Время от времени он поднимал взгляд на Долорес и Марию. Они были всего в нескольких ярдах от меня, по другую сторону от тела Гектора, но это расстояние казалось странно большим.

Гектора положили на каталку, оставив черный плащ на земле, и повезли через дом к машине «скорой помощи». Долорес и Мария пошли следом за телом. Я протянул к ним руки.

– Не трогай меня, – сказала Долорес с яростной холодностью, крепко прижимая Марию к себе.

Она села в машину «скорой помощи», держа дочь на руках, и я понял, что все кончено.

«Скорая помощь» уехала, и я стоял на крыльце, одинокий и потрясенный. Заседание совета директоров уже началось. Если бы я уехал немедленно, то еще успел бы что-нибудь рассказать в конце заседания и повторил бы извинения за свое опоздание по дороге на пресс-конференцию. Я сидел на чугунной скамье у себя в саду и с тупым интересом рассматривал кровавый узор на кирпичах. Крови было на удивление мало, учитывая, что здесь застрелился человек. Черный плащ Гектора лежал на кирпичах словно тень. Я не осмеливался дотронуться до него. Мои плечи и ноги ныли, как у уставшего старика. Шло время – сколько именно, я не знал, но кровь начала темнеть. Бруклинская пыль падала на лужицу крови, заставляя ее тускнеть. Один раз зазвонил телефон, замолчал после четырех или пяти звонков, потом зазвонил снова. Его дребезжащий звук несся из окна – тихий, никчемный. Мне звонили, чтобы убедиться, что я еду. Миссис Марш, стоя в туфлях на низких каблуках в своем кабинете, прижимает трубку к уху и чопорно сосет леденец. На краю лужицы собрались муравьи, пробуя кровь на вкус. А потом прошло еще пять или восемь минут, и телефон зазвонил снова, громко – пятнадцать или двадцать гневных, настойчивых звонков, – но я все равно не мог подняться. Мой отец верит в Бога, а я – нет. Его печальные старые глаза смотрят на сад. Он созерцает сорняки. За каждой трапезой он читает молитву. Моя мать читает котировки акций за бокалом бренди и сигаретой. Я забрел обратно в дом и уставился на множество игрушек, разбросанных по ковру гостиной, на носочки, валяющиеся на ковре, на сладкие хлопья на дне мисочки. Кто-то – работники «скорой помощи» или я сам – на подошвах занес кровь в дом, несколько пятен. Рядом с телефоном Долорес оставила щетку для волос. Черный седан Корпорации остановился у моего дома и загудел. Водитель вышел из машины и позвонил в дверь. Я дождался, чтобы он ушел. Они поймут, что я не приду. Будут сделаны необходимые поправки. Другие тоже владеют информацией, так что они разнесут ее по вселенной. Телефон зазвонил в последний раз – несколько неуверенных звонков, – а потом замолчал окончательно.