Ольга Лазорева - Пьяная вишня

И чем больше она изучала его лицо, тем Антон ей больше нравился. Причем она поймала себя на мысли, что ей нравится все: и темно-синие глаза, опушенные темными загибающимися ресницами, и четкие стрелки темных бровей, и светло-русые, слегка золотящиеся волосы. Правда, они были довольно редкими и уже намечались залысины, но челочка выглядела пушистой и даже слегка завивалась, что придавало лицу озорной мальчишеский вид. Ей нравился его небольшой нос правильной формы, который не портил, как ей казалось, даже шрам, тонкой, едва заметной линией проходивший вдоль всего носа, нравились ярко-красные губы с сильно приподнятыми вверх, как на масках клоунов, уголками. На подбородке под нижней губой Рика заметила поперечный маленький шрам.

«Интересно, откуда они у него?» – подумала она и в этот момент столкнулась с недоумевающим взглядом Антона. Она почувствовала, как заливается краской, и сразу опустила глаза. А потом вообще ушла из кухни.

«И чего я на него так уставилась?» – недовольно думала она, заходя в открытую дверь маленькой комнаты, ближайшей к кухне. Взгляд ее сразу упал на черное пианино, закрывающее собой полстены. На нем в беспорядке валялись ноты, какие-то обрывки бумаги, испещренные записями, мелочь, обгрызанный карандаш. Сверху стояла большая цветная фотография под стеклом. На ней была запечатлена молоденькая худенькая девушка с пышными темными волосами. Она улыбалась, чуть прищурив глаза, и дула на пушистый одуванчик, поднеся его к губам.

«Наверняка это его девушка», – тут же решила Рика и отчего-то огорчилась.

– Ты где? – услышала она голос Ореста и вышла из комнаты.

Он стоял в коридоре уже в куртке и сердито смотрел на нее. Рика насупилась и стала молча натягивать свою курточку, которую ей протянул Антон, чему-то насмешливо улыбаясь.

– А откуда у вас эти шрамики? – внезапно спросила она, в душе удивляясь своей смелости.

– Когда мне было двенадцать лет, под машину попал, – невозмутимо ответил Антон. – Так что аккуратнее переходи дорогу, детонька!

Он засмеялся. Орест глянул на нее с удивлением, потом попрощался с Антоном и вытолкнул ее за дверь.

Всю следующую неделю бригада работала в квартире Антона. Но когда кухня была полностью готова, он неожиданно заявил, что возникли неожиданные денежные затруднения и ремонт всей квартиры ему не по карману. Орест спорить не стал и быстро свернул работы. И уже через день бригада уехала на Украину до следующего сезона. Но Рика, несмотря на уговоры, осталась, хотя деньги у нее имелись, хватило бы и на билет и еще кое-что оставалось. Но она при одной мысли о возвращении в их маленький городок, к вечно пьяной матери пришла в ужас. И осталась в Москве. Однако ей не везло, она нигде не могла устроиться даже подсобницей, так как не имела документов, к тому же выглядела лет на тринадцать. В феврале Рика дошла до того, что начала побираться у храмов. Она была без жилья, денег, теплой одежды, полностью истощена и слегка не в себе от непрекращающегося голода, холода и страха.

В один из особенно морозных дней Рика настолько заледенела, стоя у храма Всех Скорбящих, что перестала чувствовать свое тело и практически не понимала, что с ней происходит.

– Девочка, тебе нехорошо? – словно сквозь сон услышала она тихий участливый голос и с трудом разлепила смерзшиеся ресницы.

Возле нее стояла маленькая старушка и внимательно смотрела ей в лицо.

– Ты слышишь меня? – вновь спросила старушка, прикрывая глаза рукой в вязаной перчатке от сильного, несущего колючую снежную крупку ветра, дующего вдоль Ордынки.

Но Рика молчала. У нее настолько заледенело лицо, что она не могла даже шевельнуть губами.

– Чего ты пристала к этому заморышу? – раздался хриплый голос.

И стоящая неподалеку женщина в рваном пальто потащилась к ним. На ее серо-синем лице краснел большой, как картофелина, расцарапанный нос.

– Все равно она скоро сдохнет, – сипло засмеялась женщина и тут же закашлялась до слез.

Навалившись на старушку, она яростно засипела ей в лицо:

– Ты дай мне! Слышь, дай мне! На опохмелку, а то душа горит!

Старушка, вздрогнув, отстранилась, схватила полубесчувственную Рику за окостеневшую ледяную ладонь и с силой потащила ее за собой. Та легко, как пушинка, двинулась за старушкой, плохо понимая, что происходит.

С этого дня для Рики началась совершенно другая жизнь. Агнесса Ивановна, так звали старушку, жила одна в чистенькой двухкомнатной квартире на первом этаже дома, построенного еще в позапрошлом веке. Приведя Рику к себе, она раздела ее догола и посадила в ванну с теплой водой. А все ее вещи тут же вынесла на помойку. Затем тщательно вымыла ее, очень коротко остригла волосы и намазала их каким-то составом. Рика позволяла делать ей все, чувствуя, как блаженное тепло разливается по телу. Она лежала в ванне еще с полчаса, расслабляясь все больше. Потом Агнесса Ивановна промыла ее волосы, помогла ей вытереться, закутала в огромный махровый халат и уложила на диван в большой комнате. Затем напоила с ложечки травяным чаем. И Рика мгновенно провалилась в сон. Она проспала двое суток, ни разу не проснувшись, чем немного напугала хозяйку. Но когда она наконец очнулась от этого долгого сна, напоминающего летаргию, то чувствовала себя на удивление хорошо.