Кшиштоф Кесьлёвский - Случай

Близ небольшого серого здания больницы Витек отделился от группы стоявших там людей. У милицейской машины с радиоустановкой были зажжены фары. Витек подошел к закрытым дверям. «Сунь удостоверение», — сказал кто-то изнутри. Он подчинился. Двери отворились, Витек вошел; длинноволосый парень тотчас задвинул за ним все засовы. Знаком велел следовать за ним. Они миновали проходную, в которой сидели двое таких же парней и девушка, прошли по коридорам, которые напоминали и больницу, и школу, и интернат одновременно. В вестибюле сидели, лежали, бродили длинноволосые или коротко стриженые парни и не слишком озабоченные своим внешним видом девицы. Они провожали глазами идущих. Стриженый парень с довольно мутным взглядом загородил им дорогу.

— Из Варшавы, — сказал проводник. Тот отошел.

В большой комнате — дежурке? учительской? — стояли диван, стол, стулья и раскуроченный шкаф с какими-то папками: в нем явно что-то искали; один из углов был отгорожен решеткой. Дверца проволочной клетки была заперта, внутри сидели трое молодых мужчин и женщина. Двое мужчин были в белых халатах. Проводник впустил Витека в комнату и тотчас вышел. Трое парней, похожие на тех, из коридора, расположились вокруг стола, на котором стояли канистры с бензином.

— У нас еще десяток таких, — сказал один, показывая на канистры.

— Заполыхает мигом.

Витек не знал, как себя вести. Подошел к столу, пожал руку каждому из ребят, сказал, кто он и откуда.

— Позвони, что ты здесь, — сказал тот же парень, явно старший у них. Витек позвонил, сказал, что велели, и прибавил, что пока ничего не знает. И подсел к столу.

— Как в Америке, — сказал старший и рассмеялся. — С тех пор как вы нас опекаете, двое парней и девушка дубанули.

— Это как?

— Она отравилась, а те двое — удавку на шею. Одного из них четыре дня держали в этой клетке.

Витеку разрешили поговорить через решетку с директором центра. Они сидели в клетке с утра: трое врачей — двое мужчин и женщина — и воспитатель. Есть им давали. По их словам все, что они делали, шло во благо опекаемым ими наркоманам. А те требовали, чтобы центру вернули статус больницы, чтобы они могли выходить отсюда во второй половине дня и по воскресеньям, требовали отменить шефство молодежной организации и взять на работу нормальных врачей и учителей. Старший открыл канистру, облил себе руку бензином и поджег. Выждал несколько секунд и спокойно погасил.

— Мы не боимся, — сказал он и снова хихикнул. — Как в Америке.

Витек хотел поговорить со всеми. Они вышли в вестибюль. Витека обступили, заговорили разом — взволнованно, сбивчиво. Девушка запела. Рефреном повторялось: «Да, мы другие, и вы не хотите нас знать. Да, мы другие, но нас не удастся сломать…», песню прервал чей-то крик: «Удирают! Смылись!» Все увидели недавних узников, удирающих через двор, молодая женщина прихрамывала: верно, повредила ногу, прыгнув с невысокого второго этажа. Несколько наркоманов вбежали в большую комнату и выскочили оттуда, плеская бензином из канистр.

— Не лейте! — крикнул Витек. — Ведь я же у вас!

Его заперли в проволочной клетке. И он, в общем-то, почувствовал себя хорошо в роли заложника — было в этом что-то благородное. Ему дали телефон, и он смог позвонить, сообщить условия. По его мнению, с ребятами надо согласиться, поскольку — заявил он по телефону — они правы. Старший вырвал у него трубку и объявил, что они ожидают известий до восьми утра. А потом подожгут. Наркоманы принесли тазы из подвалов, перелили в них бензин и расставили по всему дому. Старший взял один из тазов и плеснул оттуда Витеку на ноги. Витек отскочил к стене. Парень вынул спички, зажег сигарету, не спеша нагнулся…

— Не бойся, это вода, — сказал он, гася сигарету в луже. — Я просто попробовал.

Ночью кто-то опять играл на гитаре и угостил Витека косяком с марихуаной, но он ничего не почувствовал. Ему дали второй — ощущение было как после двухсот граммов. Зазвонил телефон: предложили применить силу; Витек отказался. Нельзя применять силу против тех, кто прав, объяснил он. Его спросили, не боится ли он, Витек ответил, что нет. Правда же состояла в том, что он чувствовал себя хорошо именно потому, что боялся.

— Раз мы допустили ошибку, — закончил он разговор, — надо отступить.

Вскоре после этого по телефону сообщили о согласии принять условия. Витеку предстояло лишь договориться о том, что выходить из центра можно будет только по персонально выписываемым пропускам. К утру должна была прийти соответствующая бумага. Напряжение спало, двери клетки открыли, но Витек остался в центре до утра.