Кшиштоф Кесьлёвский - Случай

— Тебе что-то не нравится? Тогда почему ты не с ними? Почему не разносишь книжек?

— Насмотрелся на борцов. Хватит, — сказал Вернер.

— Нет, не потому. Они тебе ненавистны. Ты стоял себе в сторонке и думал, что этого достаточно, что ты чист. Но тут появились они, и ты понял, что нет, не так уж чист, и оправдание для себя труднее найти.

— Да. Я ни вас не люблю, ни их.

— Однако же когда случилось что-то конкретное, ты пришел сюда!

Витек в разговор не вмешивался, а эти двое распалялись все больше. Вернер машинально играл лежавшим на столе брелоком на длинной золотой цепочке, Адам схватил его, цепочка лопнула, брелок остался в руке Адама. Они успокоились на миг, вспомнили о Витеке.

— Ты видел, что там внутри? — спросил Вернер.

— Нет, — Адам смотрел на брелок. — Я никогда его не открывал.

Он с трудом отыскал замочек, открыл.

— Покажи ему, — сказал Вернер.

Адам повернул к Витеку золотую вещицу. Внутри была любительская фотография всей троицы: Адам, Кристина и Вернер. Молодые. Улыбающиеся…*

[4] В фильме этой сцены нет. Там Витек вбегает в служебный кабинет Адама, набрасывается на него, дает ему пощечину. Кто-то спрашивает: «Вызвать милицию?» — «Нет! — кричит Адам. — Вышвырните отсюда этого мерзавца! И никому ни звука!» — Прим. перев.

Бузек навестил отца в больнице. Рука не заживала. Бузек был человеком чести; нагнувшись над кроватью, он сказал:

— Я знаю, чьих рук это дело.

— Откуда? А где Вера? — спросил отец: он знал, что Вера действует на сына успокаивающе.

— Снова поехала в Лодзь. Мне надо ее встретить, — сказал Бузек, ожесточась еще больше.

Чушку выпустили на следующий день, но она то ли не захотела, то ли не смогла встретиться с Витеком. Однако в аэропорт его проводила. В автобусе рассказала, как с ней обращались в КПЗ, а когда они вышли, Витек спросил:

— Как они допрашивают? Что делают? Тебя били?

— Да нет же. А ты что, никогда не сидел?

— Так сложилось.

— И уже никогда не сядешь, верно? — Чушка пронзила его взглядом. — Скажи, ты не имеешь никакого отношения к тому, что меня отпустили?

Витек замялся. И тут его окликнули коллеги из молодежной организации, тоже улетавшие во Францию.

— Я подожду здесь, — сказала Чушка.

Витек поздоровался. Он знал не всех. Лысеющего блондина удержал за руку.

— Мы знакомы…

— Да, — сказал блондин. — По больнице.

— Верно, — подтвердил Витек. Это был директор центра для наркоманов, которого заперли тогда в клетке.

— Старик, я очень тебе благодарен. А там, знаешь, скандал на скандале.

— Что-нибудь серьезное?

— Парень, один из бунтарей, пырнул врача вилкой. А вчера приехал сын того врача, ну и врезал парню…

К ним подошел руководитель группы. С паспортами в руках. Раздал их. Витек взял свой паспорт и хотел вернуться к Чушке, но руководитель задержал его.

— Возникли сложности, — сказал он. — Начались беспорядки. Стачки в Свиднике, что-то в Люблине. Там наши люди. Шеф отменяет поездку. Отправитесь туда.

Он пересчитал всех глазами и задержал взгляд на низеньком бородатом деятеле.

— Шеф попросил Юрека объяснить во Франции ваше отсутствие. Материалы у тебя?

Юрек кивнул, а Витек не стал больше ждать. Подошел к Чушке.

— Я не еду, — сказал он, радостно улыбаясь. Чушка посмотрела на него по-прежнему холодно и отчужденно.

— Не ищи меня больше, — сказала и ушла.

И Витек остался один со своей радостью, с улыбкой, сползающей с лица.

Так могла бы сложиться судьба Витека Длугоша, если бы ему удалось догнать поезд, отправлявшийся из Лодзи в Варшаву. Возможны какие-то варианты, но коль скоро он вскочил в поезд, все произошло именно так. Ведь в последнем вагоне стоял Вернер, и он улыбнулся, увидев, как Витек чертит пальцем крест на запотевшем от дыхания стекле. Ну а если бы Витек не вскочил?

Если бы наш знакомый охранник с железной дороги быстрее выпил в тот день свой послеобеденный чай и оказался на перроне, а увидев, что за поездом мчится студент с болтающейся на плече сумкой, схватил бы Витека в объятья — и по долгу службы, и желая ему добра? Витек, верно, задыхался бы от ярости, а охранник узнал бы в нем того малого, которого он застукал недавно на том же перроне, и сказал бы ему: «Вы тут намедни нужду справляли, а теперь ишь чего надумали, на ходу в поезд вскакивать».

Допустим, было так. Теперь они стояли на перроне. Витек снова вырвался из рук охранника, но тот с воплем помчался за ним и схватил его, порядком уже вымотанного, — может, даже с помощью прохожих — в самом конце перрона. Витек до тех пор вырывался, бледный от ярости, пока машина с радиоустановкой, вызванная сослуживцами охранника, не положила всему этому конец.