Сергей Александров: Без видимых причин

Аппарат замер, и молодой человек оторвал ленту с текстом.

В дверях он столкнулся с начальником ЧК, протянул ему сообщение:

— Срочное, товарищ Камчатов.

Камчатов взял ленту.

— Еще сволочь на нашу голову, — сказал он с досадой.

На окраине города, на пустыре высились обнесенные мощным каменным забором корпуса старого каторжного централа, сложенные из потемневших от времени ноздреватых каменных глыб. По углам забора возвышались сторожевые вышки.

Посреди двора начальник тюрьмы Важин принимал двух новых арестованных. В руках он держал две одинаковых папки с пришпиленными к ним фотографиями анфас и в профиль.

— Ерофеев! — прочитал Важин вслух фамилию на обложке.

Крепкий седоусый старик в генеральской шинели с красными отворотами, но без погон сделал шаг вперед.

Подошел Ямщиков.

Начальник тюрьмы раскрыл вторую папку:

— Куницын!

Добровольно явившийся к чекистам Куницын присоединился к генералу.

Сопровождаемые надзирателями, они двинулись к тюремному корпусу.

Ямщиков смотрел им вслед.

— Волнуешься перед представлением? — сочувственно спросил его Важин.

— Есть малость, — Ямщиков кивнул, не поворачивая головы.

— Приду, посочувствую, — пообещал Важин и направился к зданию канцелярии.

Ямщиков продолжал смотреть вслед арестантам, за которыми уже захлопнулась дверь тюремного корпуса.

Важин с порога канцелярии обернулся, крикнул Ямщикову:

— Зайди за мной! Вместе в клуб двинем!

Ямщиков снова кивнул, не поворачивая головы, постоял в нерешительности и быстро зашагал ко входу в здание тюрьмы.

Попавшийся ему на пути огненно-рыжий веснушчатый паренек в красноармейской форме остановился, робко спросил:

— Товарищ комвзвода, можно я на представление приду?

— Валяй, Распутин, — рассеянно бросил на ходу Ямщиков.

…Ямщиков шел по сводчатому коридору тюрьмы мимо одинаковых железных дверей с номерами, засовами и висячими замками.

В глубине коридора надзиратель распахнул дверь камеры перед Куницыным, впустил его внутрь, закрыл и вместе с бывшим генералом двинулся дальше. Едва они исчезли за поворотом, Ямщиков подкрался к камере Куницына, отодвинул заслонку «глазка». Потом он тихонько снял щеколду, распахнул «кормушку» — деревянную форточку, через которую заключенный получает еду, — наклонился к отверстию.

В такой позе и застал его вернувшийся надзиратель. Он подошел к Ямщикову и тронул его за плечо. Тот от неожиданности вздрогнул, поднял голову, быстро разогнулся. Весь его вид выражал крайнее смущение.

Надзиратель решительно захлопнул дверцу «кормушки», наложил щеколду, что-то строго сказал Ямщикову.

Ямщиков, не слушая, что-то сосредоточенно обдумывал. Потом поверпулся и, по-нурясь, в раздумье побрел прочь. Надзиратель пристально смотрел ему вслед.

У подъезда воскресенского клуба — бывшего купеческого собрания — тусклый керосиновый фонарь освещал большую рисованную афишу: «7 октября любителями драматического искусства будет представлена пьеса французского писателя Д. Обье «Сильнее смерти».

…Горели свечи над облупленным трельяжем.

Перед потрескавшимся зеркалом гримировалась красивая женщина лет двадцати семи.

— Ты не переживай, Ниночка Петровна, — сочувственно сказал женщине в дверях Важин. — Все как по маслу пойдет.

— Не было у меня такой сложной роли, — нервно отозвалась Нина.

— И я прежде начальником тюрьмы не служил, — усмехнулся Важин. — Время такое, все мы новые роли исполняем.

…В захламленной комнатенке оглядывал себя в стенном зеркале Ямщиков. Он был уже в пышном мундире с золотыми погонами и витым аксельбантом. Лишь ремень с пистолетом в новой кожаной кобуре остался на нем от прежнего командира взвода тюремной охраны.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал Ямщиков.

Дверь отворилась. На пороге стоял руководитель драматического кружка Алмазов — рыхлый брыластый человек в бархатной блузе, с пышным бантом на шее.

— Нина Петровна просила вас зайти, — произнес он, грассируя. — Ей нужно еще с вами порепетировать.

Вышли в коридор. Издали уже доносился гул заполнившей зрительный зал публики. У щита с баграми и топорами стояли Важин и морщинистый сивоусый дед в пожарной каске.

Алмазов исчез за дверью. А Ямщиков сделал знак Важину:

— Пускай Распутин — кровь с носу! — букет для Нины Петровны добудет.

— Ты, Володя, не робей, — кивнув, сказал Важин, видя, что Ямщиков направился к гримуборной Нины, и повернулся к пожарному: