Камиль Иванов - Доктрина богатых и бедных стран

Концепция этого бразильского экономиста несет на себе печать тех условий, которые характерны для латиноамериканской экономики. Здесь особенно остро ощущается засилье американского капитала. В Бразилии сложились монополистические союзы национальных капиталистов, чьи интересы в науке отстаивает С. Фуртаду. Стремясь скрыть эти процессы, называя крупных капиталистов «национальными частными собственниками», он хочет притупить бдительность прогрессивных сил перед опасностью растущей монополизации экономики страны. Призыв к усилению государственного вмешательства в экономику нужен Фуртаду для того, чтобы оградить местные молодые монополии от нажима более сильных конкурентов.

Хотя почти все идеологи национальной буржуазии претендуют на универсальность и применимость их идей ко всем слаборазвитым странам, на деле без особого труда можно выявить односторонность их взглядов, обусловленную специфическими условиями развития тех или иных стран.

Исследователи из латиноамериканских стран склонны выдвигать на первый план проблемы, связанные с внешнеэкономической зависимостью, поскольку именно эти страны испытывают особенно большие трудности в области внешней торговли, несут огромные потери от неэквивалентного обмена. Например, доля Латинской Америки в экспорте всего капиталистического мира упала с 7,1% в 1960 г. до 4,9% в 1970 г., в то время как удельный вес Азии и Африки почти не изменился. В связи с этим понятна и нарастающая тревога по поводу ослабления позиций местной буржуазии на внешней арене, и попытки использовать национальные правительства для оказания нажима на иностранные монополии. Надо иметь в виду и то, что по сравнению с Азией и Африкой буржуазия в Латинской Америке, несомненно, занимает более существенное место в политической и экономической жизни. Поэтому она делегирует в западную науку порой весьма «строптивых» представителей.

С точки зрения социальной зрелости буржуазии слаборазвитых стран Азия занимает иное положение. В целом в этих странах буржуазия находится в процессе становления, хотя в ряде стран (Пакистан, Филиппины, Индия) уже появились монополистические объединения. Для теоретиков азиатской буржуазии типичен не столько уклон в сторону изучения причин «бедности» — в этом они почти единодушно обвиняют колониализм, сколько выяснение условий, необходимых для осуществления «самоподдерживающегося роста». В первую очередь речь идет о проблеме источников накопления, т. е. изыскания средств для экономического развития.

В их трудах уделяется много внимания проблемам «помощи» и накопления, так как в странах Азии они проявляются значительно острее, чем в Латинской Америке. Узость финансовых возможностей национального капитала заставляет его сторонников в науке не только взывать к «доброте и щедрости богатых наций», но и рекомендовать, пользуясь терминологией уже упоминавшегося В. Рао, «самоэксплуатацию» широких масс трудящихся. Наступление на жизненные права народа представляет поистине неисчерпаемое «золотое дно» для местной буржуазии в таких огромных по численности населения странах, как Индия и Пакистан.

В ход пускаются демагогические заявления о том, что «бедность есть сокровищница добродетелей и готовности к принесению жертв ради общего блага». Часто утверждается, что снижение заработной платы рабочих и доходов мелких собственников — лучший способ заинтересовать их в повышении производительности труда. Порой в несколько обновленной форме воскрешаются старые колониалистские теории об «аномальной реакции восточного человека на стимулы и склонности к праздности». Так, пакистанский «рационалист» Махбуб уль Хак уверяет, что разговоры о социальной справедливости — роскошь, позволительная лишь для промышленно развитых держав. «Лучшей и, возможно, единственной формой социального благополучия,— пишет он,— является расширение возможностей производительной занятости для всех путем достаточного накопления капитала некоторыми. В этом, следовательно, заключается фундаментальное оправдание неравенства в доходах... Дорога к конечному равенству неизбежно пролегает через первоначальное неравенство».

О каком же «конечном равенстве» можно говорить, когда в Индии при среднедушевом производстве национального дохода в 560—565 рупий в год три крупнейших семейства — Тата, Бирла и Мафатлал, вместе взятые,— имеют капитал в 10 млрд. рупий.

Однако эти факты нисколько не смущают реакционного индийского экономиста, сторонника доктрины «богатых и бедных стран» Джагдиша Бхагвати, который считает нецелесообразным повышать жизненный уровень трудящихся. «Налоговая политика,— пишет он,— которая направлена на перераспределение доходов в пользу бедных, может снизить рост национального продукта. Бедные накопляют мало, а богатые — много. Следовательно, общим эффектом политики перераспределения может быть снижение национальных сбережений и капиталовложений. Следовательно, результатом будет низкий уровень текущего национального продукта. Развитие отсталых стран придет в противоречие с ростом национального дохода».