В обильной литературе о поэме Блока нередко проявляется наивное желание разграничить в среде красногвардейцев добро от зла, или, точнее, "сознательных" от "несознательных" и "отстающих".
Собственно даже, в "отстающих" ходит один Петруха, "бедный убийца" проститутки Катьки, которую он любил. Все же прочие представляются каким-то монолитным коллективом, оказывающим на своего непутевого товарища боровое воспитательное воздействие.
Вряд ли это верно. Вглядимся и вслушаемся в то, что сказано о "двенадцати" при первом же их появлении:
В зубах - цыгарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз!
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Тра-та-та!
Холодно, товарищи, холодно!
- А Ванька с Катькой - в кабаке...
- У ей керенки есть в чулке!
- Ванюшка сам теперь богат...
- Был Ванька наш, а стал солдат!
- Ну, Ванька, сукин сын, буржуй,
Мою, попробуй, поцелуй!
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Катька с Ванькой занята
Чем, чем занята?..
Тра-та-та!
Смелость автора поэмы в том, что он принимает бой в самых невыгодных условиях.
Блок берет своих героев из тех, которые и в самом деле могут оттолкнуть и испугать своим подчеркнуто вызывающим ухарским видом "буйных голов", афиширующих свою близость "каторжным", "разбойничьим" элементам.
"Свобода без креста" - в их устах это звучит как разгульный, разбойничий клич, своего рода "Сарынь на кичку". За ним кроется развязанность рук для всего, о чем вчера еще только в мечтах помыслить могли, отрешение от принудительно навязанных - а не сознательно принятых! - "правил".
Сам же их разговор вроде ничем не примечателен и рисует их иззябшими людьми, не без зависти думающими о тепле и кабаке, в котором обретаются Ванька с Катькой.
Но в то же время с этим разговором в поэму входит тема отступничества, житейского соблазна, которому как-то поддался Ванька, перекочевавший во вражеский стан.
И в дальнейшем, при столкновении с Ванькой, в героях проявляется не только зависть к его беспечальному житью, к его лихости и удачливости, но и месть за измену товарищам, их общему, пусть даже неясно представляемому, делу.
"Ты будешь знать... как с девочкой чужой гулять!.." - это то, что выговорилось в пылу короткого преследования "лихача", где красуется Ванька, как еще недавно разъезжали "настоящие" господа и офицеры.
Ванька хочет сладкого житья? Да кто ж его не хочет! Все "двенадцать" хотят. Но он откровенно готов ограничиться собственным довольством, стакнувшись с теми, кого недавно еще ненавидел вместе со своими двенадцатью товарищами.
За эту, не названную вслух, вину его и ненавидят.
Две тени, слитых в поцелуе,
Летят у полости саней,
так когда-то Блок описывал любовное свидание и словно вызывал этим образом воспоминание о том, что все что уже не раз повторялось.
И любовный "дуэт" Ваньки с Катькой - это кривляющаяся тень недавней господской жизни. Поэтому еще с такой яростью палят по лихачу с Ванькой красногвардейцы. Ведь это снова перед ними - та "Святая Русь", лицемерная, толстосумная, откормленная, которую они хотели сжить со света и брали на мушку:
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь
В кондовую,
В избяную,
В толстозадую!
Но пуля настигает не Ваньку, а "толстоморденькую" Катьку. Неизвестно, удастся ли "двенадцати" осуществить свою угрозу и расправиться завтра с "утекшим" Ванькой, а Катька "мертва, мертва!"
Что ж, ведь к тому шло, ведь и здесь "покарана" измена. Катьку любил Петруха, а она?
С офицерами блудила...
С юнкерьем гулять ходила
С солдатьем теперь пошла?
Стоит ли жалеть ее?
Что, Катька, рада? - Ни гу-гу...
Лежи ты, падаль, на снегу!
Однако уже в нарастающем яростном монологе Петрухи, взбудораженного первой встречей с Ванькой и Катькой, растравляющего себе сердце гневом, ревностью, циничным осмеянием "предмета" своей страсти, сквозь нарочито грубые слова звучит неостывшая любовь:
У тебя на шее, Катя,
Шрам не зажил от ножа.
У тебя под грудью, Катя,
Та царапина свежа!
А после убийства эта любовь прорывается бурно и откровенно:
- Ох, товарищи, родные,
Эту девку я любил...
- Из-за удали бедовой
В огневых ее очах,
Из-за родинки пунцовой
Возле правого плеча,
Загубил я, бестолковый,
Загубил я сгоряча... ах!
Только недавно говорилось, что "у бедного убийцы не видать совсем лица": он прячет свою растерянность от товарищей. Теперь перед нами выступает лицо человека любящего, оскорбленного, страдающего. За ухарской бравадой обнаружилась запрятанная личная драма, которая сродни лирике самого Блока.
Читать дальше