Александр Секацкий - Размышления

Между тем в тиши кабинетов, безусловно, возникает вопрос: зачем усложнять стыковочные узлы, если такую форму общежития, как государство, можно устроить максимально просто? На этот счет есть ряд соображений. Во-первых, государственная конструкция из немногих простых деталей действительно незамысловата, она, так сказать, прозрачна. Но производство этих самых простых деталей отнюдь не является простым, в каком-то смысле оно потребовало многих столетий европейской истории и явилось важнейшим содержанием прогресса. Создание гомогенного гражданского общества было венцом выдающихся человеческих усилий, потребовались неистовство христианства и настойчивость Реформации, работы прессы (СМИ) над универсальным гражданским языком и многое другое, чтобы гомогенизировать разнотравье социального поля и увенчать его правовым государством. Правовое государство возможно лишь как способ упаковки уже достаточно гомогенного (однородного) гражданского общества.

Из первого вытекает и второе: при отсутствии дееспособных элементов устойчивого гражданского общества (среди которых обязательная персонализация отношений с Богом, индивидуальные «средства связи» с трансцендентным, как раз и обеспечивающие настоящую автономность индивидов) сборка правового государства обречена оставаться декоративной. Она будет восприниматься гражданами как чуждая принудительная сила, не имеющая отношения к их волеизъявлению, – короче говоря, для Голландии и Норвегии правовое государство будет все же своим , несмотря даже на прогрессирующее нестроение , связанное с деградацией гражданского общества, но для России и Турции оно останется «чужеземным», даже если его внешнее функционирование будет более или менее исправно осуществляться. Осуществляться за счет равнодействующей круговорота обмана, когда обман другого временно уравновешивается самообманом. По большому счету и в Турции, и в России институты контрактного государства воспринимаются как установления переходного периода, как режим вынужденного, несобственного бытия, который рано или поздно кончится. Вот получится собраться с силами, вот только появится и будет расслышана сверхзадача, и глубокое нестроение, рас-сторойство сменится строем. Тогда паллиативный чужеземный уклад будет отменен, контракт расторгнут – что касается Турции, это, несомненно, будет означать возвращение столицы из Анкары в Istanbul.

В-третьих. Ответить на вопрос, зачем нужен этот многокомпонентный свод разноправия , этот сложный социальный организм, действительно нелегко, находясь в институциях Запада. Но оказавшись в Стамбуле, присмотревшись и прислушавшись к позывным эйдоса, получаешь ответ: потому что это прекрасно. Потому что удивительное схождение локальностей, радующее глаз, ухо или скорее некий орган метамузыкального слуха, есть самодостаточный эстетический аргумент. Что можно ответить на такое, например, замечание: «Ну что ты нашел в этих стихах Рильке, подумаешь, какие-то сочетания слов? А Бах – созвучия и созвучия…» – тут непросто найтись с ответом. Но ведь и предельный имперский аргумент, если уж быть совершенно честным, того же рода. Просто музыка сегодня рассеяна в мире где придется, то тут, то там – с камертонами имперской сборки дело обстоит иначе. Допустим, что книжки про Александра, Ганнибала и Цезаря цепляют еще в детстве, затрагивают некоторые струнки души мальчишек и девчонок, но возникающее ощущение следует, в духе Декарта, назвать смутным и неотчетливым, поскольку ему явно не хватает непосредственности присутствия, на которую опирается музыка в мире. Но вот когда ты оказываешься вблизи, в пределах непосредственной досягаемости имперского зова, воплощенного хотя бы в единстве архитектуры и сакральной географии, тогда смутное внезапно проясняется.

В частности становится понятным, к чему в конечном счете апеллировали Данилевский и Константин Леонтьев. Существуют, скажем, музыкально одаренные люди и те, кому медведь на ухо наступил. Есть и музыкально одаренные народы – итальянцы, немцы, многие народы Африки; пластическая одаренность античных греков ни у кого не вызывает сомнений. А вот имперскую одаренность тех или иных народов каким-либо научным способом доказать нельзя, тем более что осуществляет выбор (настройку и подстройку) всегда ныне живущее поколение. Однако эту самую одаренность или, если угодно, склонность можно почувствовать, и наиболее чистый чувственный эксперимент может быть осуществлен как раз на примере чужой империи. Собственная имперская воронка редко предоставляет время для чистого созерцания, но империя, не касающаяся тебя лично, – совсем другое дело, она задействует лишь акупунктуру метаперсональной чувственности.