Петр Черкасов - Шпионские и иные истории из архивов России и Франции

Петрашевцы, как уже говорилось, были арестованы в ночь на 23 апреля, а уже 12 мая секретарь посольства Франции в Петербурге месье де Феррье-ле-Вайе, замещавший отсутствующего посла, направил подробную депешу об этом деле министру иностранных дел Э. Друэн де Люису.

«В Санкт-Петербурге, – сообщал дипломат, – только что учреждена Чрезвычайная комиссия для суда над [здешними] социалистами в следующем составе: председатель, генерал Набоков, комендант [Петропавловской] крепости; генерал-лейтенанты Липранди и Ростовцев; князь Павел Гагарин, член [Государственного] совета; князь Александр Голицын, статс– секретарь; князь Долгорукий, заместитель военного министра. Общее количество обвиняемых – тридцать восемь человек; все они содержатся в крепости. В подавляющем большинстве это молодые служащие различных министерств, в основном – из Министерства финансов, но есть и чиновники Министерства иностранных дел; двое – капитаны егерского полка гвардии.

Главный обвиняемый, Петрашевский, постарше остальных, ему около тридцати лет. Говорят, что у него беспокойный ум. На протяжении последних четырех лет, при полном бездействии правительства, он проповедовал социалистические идеи среди крестьян в окрестностях С. – Петербурга, но не преуспел в этом занятии. Его арестовали в момент, когда он агитировал извозчиков вблизи городского кладбища.

Самый известный из обвиняемых – романист по фамилии Достоевский, тот самый, что получил некоторую популярность, опубликовав роман под названием “Бедные люди”, в котором цензура, весьма снисходительная к произведениям такого жанра, просмотрела отнюдь не консервативную направленность.

Один из этих молодых людей, – продолжал Феррьер-леВайе, – был постоянным посетителем некоторых салонов, где собирается изысканное общество С. – Петербурга и где я его неоднократно встречал. Это господин Кашкин. Ему девятнадцать лет, и его, кажется, преследует рок; его отец, замешанный в заговоре 1825 года, провел долгие годы в Сибири.

Все эти люди обычно собирались у Петрашевского, в библиотеке которого имелись почти все публикации социалистической направленности. Говорят, что они создали своего рода клуб, где получали контрабандой книги и газеты от Консидерана и Прудона, запрещенные цензурой, и даже наладили переписку с вождями французских и германских коммунистов. Я думаю, что в целом это объединение [молодых людей] вдохновлялось, скорее, ребяческим любопытством, нежели стремлением к серьезным действиям, и в этом смысле оно составляет скорее парадокс, нежели заговор» 137.

Как видим, сообщенная французским дипломатом первая информация о деле Петрашевского носила в целом достоверный характер. В депеше впервые высказывается мысль и о том, что это дело не столь серьезно, как пытается представить русское правительство.

Представляют интерес и суждения Феррье-ле-Вайе о «партиях», существующих в России. Речь идет о двух идейно-политических течениях – западников и славянофилов, возникших на рубеже 1830-х – 1840-х годов. Правда, французский дипломат зачисляет в эти «партии» не литераторов и публицистов, как было в действительности, а молодежь. «В среде молодежи, выпущенной из университетов, существует некая славянская партия, – пишет Феррье-ле-Вайе. – Есть и другая партия, – продолжает дипломат, имея в виду западников, – она менее многочисленна и пропитана гегельянскими идеями, заимствованными в Германии. Лет десять – двенадцать назад пошла мода на то, чтобы преуменьшить значение французской цивилизации за счет германской. Тогда в берлинской философии увидели лишь облака, но не предвидели молнии» 138.

Здесь же Феррьер-ле-Вайе высказывает весьма оригинальную мысль о том, что своим распространением в России западничество обязано не кому иному, как графу Сергею Семеновичу Уварову, министру народного просвещения и главному идеологу николаевской России, автору знаменитой триады «Православие. Самодержавие. Народность». Вот что пишет об этом французский дипломат: «У графа Уварова появилась идея направить в Германию некоторое количество молодых людей, которые должны были по возвращении преподавать в России историю и философию. Он полагал, что эти молодые преподаватели привезут с собой именно философию Гегеля, которая будет иметь на их учеников то же воздействие, что и в самой Германии.

Стоит ли теперь удивляться, что социалистические идеи распространяются здесь среди молодых людей. Цензура, очень жесткая по отношению к газетам, а также к историческим и философским трудам, более чем терпима к романам. Во всех книжных лавках здесь продаются книги Жорж Санд, Эжена Сю и другие, выходящие у нас романы смелого социального звучания. Но пошли еще дальше. Их переводят на русский язык и публикуют большими тиражами в журнале под названием “Библиотека для чтения”…» 139