Борис Тетенбаум - Гений зла Гитлер

Тот снабдил своего любимца титулом своего специального уполномоченного ( нем. Sonderbevollmächtigter). Обладатель звания «специального уполномоченного рейхсфюрера СС» действительно имел широчайшие полномочия, и ему поручались очень важные задания.

Скажем, летом 1940 года Вальтер Шелленберг составлял длинный список людей, которых при предполагаемом захвате Англии следовало немедленно взять под арест. Список, конечно же, возглавляла фамилия Черчилля, но там и помимо него значилось побольше двух тысяч имен, с указанием занимаемых должностей, послужного списка и в высшей степени объективной оценкой степени их опасности для Рейха.

Так вот, Вальтер Шелленберг чрезвычайно заинтересовался контактами Ульриха фон Хасселя, причем под словом «контакты» имелись в виду не только его знакомства в «широких кругах американских банкиров» , но и те связи, которые фон Хассель имел в Германии.

Шелленбергу, так сказать, хотелось познакомиться с оппозицией – неофициальной, конечно, в форме дружеских кружков. Только такая оппозиция и могла существовать в Рейхе – узкий круг людей, которые доверяют друг другу.

Тот факт, что Шелленберг не стал таиться, а открыто показал фон Хасселю, что он, так сказать, в курсе дела, мог означать самое разное. Например, предостережение о том, что лучше не зарываться. А может быть, вежливым предложением – поделиться контактом за рубежом. А могло означать и осторожное сочувствие, кто знает? Очень может быть, что этого не знал и сам Вальтер Шелленберг.

Все зависело от обстоятельств.

В апреле 1942 года он побывал в Испании и в Португалии и поговорил там с германскими атташе по вопросам безопасности. Они, собственно, были не только коллегами Шелленберга, но даже в известной степени ему и подчинялись. Так вот, он поделился с ними мыслью о том, что теперь, весной 1942-го, все стоит на кону. Если грядущее наступление увенчается успехом, все будет хорошо.

А если не увенчается – то речь пойдет уже не о неудаче, а о проигрыше всей войны.

1942 год оказался богатым на события. И наступление не удалось, и шеф Шелленберга, Рейнхард Гейдрих, был убит в Праге. Так что в августе 1942-го Вальтер Шелленберг во время своего визита в Ставку фюрера под Винницей встретился с Гиммлером и задал своему шефу вопрос:

« Рейхсфюрер, в каком ящике вашего письменного стола вы держите план альтернативного решения для окончания войны?» [1].

Если верить Шелленбергу, то первый вопрос, который задал ему Гиммлер, сводился к живому интересу – а не спятил ли его личный помощник? Но остыл он довольно быстро и стал слушать уже гораздо внимательнее.

Шелленберг предложил начать секретные переговоры с западными державами, Англией и США, на предмет заключения мирного соглашения. Он полагал, что у них есть серьезные разногласия с СССР и грех таким обстоятельством не воспользоваться. И что он, Шелленберг, понимает, что сам рейхсфюрер не должен сам появляться на сцене на этой стадии «дружеских неофициальных бесед» с американцами и что детали лучше оставить на Шелленберга, но некое принципиальное согласие он все-таки хотел бы иметь.

Такое согласие было с готовностью дано – и Шелленберг принялся за работу.

В картинке появился некий американец с полномочиями пошире тех, что имел не слишком известный банкир. Американца звали Алленом Даллесом [2], и с ним общаться было истинным удовольствием. Он все понимал, прекрасно владел имеющейся у него обширной информацией о ходе дел в Рейхе – и не скрыл от посланца Шелленберга одного непременного условия: Адольф Гитлер должен быть устранен.

Положение Германии все ухудшалось – разговор об устранении Гитлера состоялся уже после англо-американской высадки войск в Северной Африке. И если поначалу речь шла о сохранении мощного германского государства в центре Европы и даже с включенной в него Австрией, но потом, в ходе конференции союзников в Касабланке [3], президент Рузвельт взял да и сказал о необходимости «безоговорочной капитуляции Германии» .

Что при этом имелось в виду?

Сам-то Рузвельт с очаровательной наивностью, которую он умел напускать на себя, когда не хотел обсуждать что-то всерьез, говорил, что ничего особенного он в виду не имел.

Так, слетело с языка – ну и ладно…

Ему никто не поверил даже в США – как там говорится: « Слово президента весит тонну ». Черчилль думал, что заявление было плохо продуманным шагом, сделанным из сиюминутных соображений – умаслить Сталина – и имеющим следствием «усиление германского сопротивления» .