Василий Авченко - Кристалл в прозрачной оправе. Рассказы о воде и камнях

Есть пришвинский «камень-сердце», переворачивающий заезженную метафору «каменного сердца». Что люди вообще понимают в камнях и сердцах!

У геологов есть удивительные слова, которые хочется взять себе. Месторождение – волнующее, многосмысленное слово. Камень – рождается, язык выдаёт тайное знание человека о камне; а раз рождается – то и живёт, и умирает.

Ещё есть «обнажение». Этим волновавшим моё пубертатное сознание словом геологи называют выход породы наружу. Сплавляемся не торопясь по реке, наблюдаем издали за медведями, постреливаем уток, а тут из тайги торчит голая скала – обнажение, и, значит, надо приставать к берегу, забираться на скалу и стучать по ней молотками – геологическими, клювообразными, с длинными деревянными рукоятками. «Отдал бабе три рубля за обнажение», – записал геолог в полевой книжке-«пикетажке», имея в виду, что местная жительница показала ему характерный выход породы, за что и была вознаграждена казённой трёшкой.

«Полезные ископаемые» – тут на первом месте полезность. Это отражение человеческой самонадеянности: как будто «недра» были созданы исключительно для человека, и вот теперь он делит их на полезные и бесполезные. «Полезные ископаемые» вместо камней, «водные биоресурсы» вместо рыбы – в этих канцелярско-индустриальных терминах уже нет отношения к природным «ресурсам» как к сокровищам. Но любые камни и рыбы прекрасны сами по себе и самоценны независимо от того, относятся они к «полезным ископаемым» либо «промысловым объектам» или нет.

Слово «образец» для меня имеет вполне конкретное значение – камень, который геолог прячет в особый полотняный мешочек. Поля означает полевые работы, в которых полей как таковых может не быть совсем, а могут быть тайга, реки, тундра, сопки. Аммонит – не взрывчатка, а доисторическая морская улитка, дошедшая до нас в окаменелом виде. Эпоха аммонитов, трилобитов и белемнитов для меня куда ближе и реальнее, чем, скажем, Средние века, кажущиеся фантастическими, выдуманными.

Как-то в Японии, когда все пошли в торговый центр, я замер, зачарованный, у киоска с минералами – и стоял там, пока меня не отыскали товарищи. Я обнаружил там земляков – забайкальский чароит и рязанские пиритовые аммониты. Ещё там висели каменные картины, нарисованные самой геологической историей, – отпечатки окаменелых рыб, на чешуе которых поэт прочтёт что захочет.

«Обогащение» в русской традиции имеет негативную оценочную наполненность, но в горнорудном деле оно абсолютно нейтрально – имеется в виду обогащение руды методом флотации или гравитации. Что до обогащения в меркантильном смысле, то можно сравнить поиски золота на Колыме, описанные Билибиным [18], – и то же самое на той стороне планеты у Джека Лондона; его Нежданное озеро – и наш Эльгыгытгын, открытый Обручевым-младшим тогда, когда на Аляске открывать уже давно было нечего. Природа та же, риск тот же, но другие мотивы. Там – именно что личное обогащение, половина золотоискательских рассказов – о том, кто первым застолбил участок. У нас был другой пафос – «даёшь стране металл». Старатель не имел права утаить ни крупинки золота – это было подсудное дело, да и как его продашь, если рынка драгметаллов в стране нет. Возможно, это было правильно, потому что избавляло от соблазнов, а человек слаб.

Хребет моего Приморья – Сихотэ-Алинь. Великие хребты названы магическими словами: Урал, Кавказ, наши («зауральские» или «предуральские» – смотря откуда смотреть) Джугджур, Хинган и Становой… Хорошо, что не переименовали Сихотэ-Алинь. Это лучше, чем, скажем, хребет Арсеньева – при всём уважении. Самый мистический – Урал, в котором – «ура» и «уран», архетипическая русская азиатчина и атомная современность.

Не менее интересны имена рек. Колыма (иностранцы говорят «Колима», ударяя на второй слог, и из слова начисто уходят его размах и суровость) – татарский «калым» и русское «вкалывать» вместе с «колымагой». «Колыма» созвучна с «каторгой» – трудно представить на реке с таким именем курорт. Колыма – слово тяжёлое, как могильный камень; после этого слова следует помолчать.

От речки Охоты возникло название Охотского моря, и в этом русифицированном местном топониме отлично устроилась русская «охота», «промысел». Ангара – никакой связи с европейским «ангаром». Есть странные совпадения в названиях сибирских речек и американских, но это уже – о великой миграции народов с континента на континент и о родстве американских индейцев с нашими коренными сибиряками и дальневосточниками.