Яков Гордин - Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 2. Тем, кто на том берегу реки

Причем дуэль необычная. Лунин дважды вынудил Алексея Орлова стрелять в себя, сам – после выстрела противника – стрелял в воздух и давал плохому стрелку Орлову практические советы, чем довел его до истерического бешенства. После второго выстрела секунданты их развели. Михаил Орлов – один из секундантов – сказал потом Лунину: «Я вам обязан жизнью брата».

В отличие от Якубовича, Лунин совершил шаг величайшей осмысленности – рискуя жизнью, он дал будущему шефу жандармов и окружающим жестокий урок уважения к чужому мнению, к независимой мысли.

Независимость – вот, пожалуй, ключевое понятие для размышления о «Письмах из Сибири». Лунин и сам постоянно на том настаивает. Он пишет в 1838 году о своей политической позиции:

«Теперь в официальных бумагах называют меня: государственный преступник, находящийся на поселении. Целая фраза возле моего имени.

В Англии сказали бы: Лунин, член оппозиции. В самом деле, таков мой политический характер. Я не участвовал ни в мятежах, свойственных толпе, ни в заговорах, приличных рабам. Единственное оружие мое – мысль, то в ладу, то в несогласии с движением правительственным, смотря по тому, в ком находит она созвучия, ей отвечающие. Последнего не надо пугаться. Оппозиция есть стихия всякого политического устройства».

«Заговоры, приличные рабам», – это, как справедливо сказано в комментариях, – дворцовые перевороты. Декабристские тайные общества, по Лунину, – подвиг истинно свободных людей, действующих, прежде всего, силой независимого мнения.

Это редко и непривычно в русской жизни. Недаром Радищев мало кем был понят. Николай Тургенев, узнав за границей о событиях на Сенатской площади, в горестном изумлении воскликнул: «Боже, кровь лилась в России за мнения!»

Сказывалась давняя привычка к силовым методам общественной и политической борьбы: придворная интрига, чреватая опалой побежденного, выступление гвардии, ночное убийство… Мнение, высказанное открыто и убежденно, долго казалось чем-то эфемерным. Люди тайных обществ, быть может, первые со всей ясностью оценили реальность превращения гласного мнения в «мнение народное», материальную силу. Но в начале и в основе оказывалось индивидуальное суждение.

Лунин всегда осознавал самоценность независимой мысли с особой остротой. Он записал в 1839 году:

«Как человек я всего лишь бедный изгнанник; как личность политическая я являюсь представителем системы, которую легче упразднить (точнее было бы перевести – подавить, уничтожить. – Я. Г. ), чем опровергнуть».

Личность, каково бы ни было бытовое ее положение, сильна своей убежденностью.

А каково было реальное положение личности в Российской империи?

В начале века высокомерно проницательный Сперанский, мечтавший переустроить весь общественный и государственный быт России, оправдывал предстоящую ломку:

«Я хотел бы, чтобы кто-нибудь указал мне, какая разница в отношениях крепостных к их господам и дворян к неограниченному монарху. Разве последний не имеет над дворянами такой же власти, как они над своими рабами? Таким образом, вместо пышного деления русского народа на различные сословия – дворян, купцов, мещан, – я нахожу только два класса: рабов самодержца и рабов земледельцев. Первые свободны только сравнительно с последними; в действительности же в России нет свободных людей, исключая нищих и философов. Отношения, в которые поставлены между собою эти два класса рабов, окончательно уничтожают всякую энергию в русском народе».

Лунин же был из той породы «русских рыцарей», которых никак не устраивало положение раба, свободного лишь сравнительно с еще большими рабами. Он был из тех, кто сознавал: независимость, в пределах справедливых государственных законов, может быть только полной, или же ее нет вовсе. И Лунин последовательно и дерзко осуществлял в своем поведении эту полную независимость – де факто, в то же время как член тайного общества подготовляя ее наступление де юре.

Все известные нам «гвардейские шалости» Лунина – вызов неправедному «порядку». Быть может, самым выразительным в этом отношении поступком Лунина была история с великим князем Константином. В анналах русской дуэли сохранились всего две попытки привести к барьеру представителей августейшей фамилии. В 1822 году член тайного общества капитан Норов, оскорбленный Николаем, при помощи своих товарищей по лейб-егерскому полку попытался заставить великого князя принять вызов. Но задолго до этого молодой кавалергард Лунин поймал на слове Константина, обидевшего в запальчивости офицеров полка и шутливо предложившего дать любому из них сатисфакцию. Хотя дело и закончилось высочайшей шуткой, сам поступок Лунина исполнен серьезнейшего значения. Лунин доказал в очередной раз, что не считает себя ниже тех, кто стоит на самом верху иерархической системы. Это был резкий политический шаг.